Боевой караван астаринского Менеды-хана в семьдесят есаульных судов с медными пушками несся по морю на парусах, направляясь прямо на остров.
   Передний, ханский, сандал был украшен по носу трехглавым зверем: морской конь, хищный орел и гривастый лев соединялись одной могучей шеей, выходящей из груди судна.
   На высокой палубе носовой части судна стояло удобное кресло, где сидел сам Менеды.
   В средней, низкой части ханского сандала был раскинут голубой шелковый шатер пятнадцатилетней ханской дочери Зейнаб.
   Восемь лет назад Менеды просватал ее за вождя кочевников-пастухов Бехрам-хана. Бехрам терпеливо ждал чести породниться с самим повелителем Астаринского ханства, родичем шаха. Но в последние два года землетрясение в горах, жестокая зима и повальный падеж скота разорили кочевников. Бехрам уже не мог привести обещанный выкуп за знатную невесту. К тому же теперь Зейнаб сватал новый жених — Варду-хан, повелитель Ленкорани. Сватовство Варду было выгодно астаринскому Менеды-хану: оно роднило два ханства, лежавшие одно подле другого на берегу моря. Они могли вместе ходить в набеги и защищаться от врагов. Ленкоранскому хану были подвластны прибрежные рыбацкие племена, с ними он не боялся морских походов. Подданные астаринского хана были горные пастухи и земледельцы, из которых он набирал многочисленных воинов. Ради союза Астары с Ленкоранью Менеды отверг прежнего жениха, который ко всему еще был азербайджанец, тогда как Варду-хан такой же перс, как и сам Менеды.
   Горные разбойники оскорбленного Бехрама уже дважды вторгались во владения Менеды, отгоняли скот и топтали посевы. Менеды собирался в союзе с Варду ударить на отвергнутого жениха и до конца разграбить его владения. Но как раз в это время повелитель всего Ирана — великий шах узнал, что морские казаки разбойника Стеньки высадились на острове невдалеке от владений астаринского хана и Менеды вступил с ними в переговоры о размене пленными. Солнце Ирана, шах указал Менеды затянуть обмен пленных, пока будет готов караван боевых судов, которые строили для морского похода. Менеды должен был с войском сесть на эти струги и выйти в море, чтобы уничтожить казацкую ватагу, вернуть награбленное казаками добро и захватить в плен атамана.
   Менеды, выходя в море, не решился оставить дома свою дочь. Он опасался, что Бехрам-хан со своими горцами снова устроит набег и силой похитит Зейнаб. Потому, нарушая обычаи, уверенный в легкой победе, хан Менеды взял в морской поход свою дочь.
   Почти половину сандалов Менеды вручил своему будущему зятю Варду-хану. Оба они считали, что поход будет легким. Они разобьют казаков и возвратятся на берег с торжеством. Корабли, приближаясь к берегу, в знак победы станут палить из пушек. «Что там такое?» — будут спрашивать жители. «То победитель казаков — астаринский хан Менеды возвращается с моря со своим зятем Варду-ханом. Они празднуют общую победу и свадьбу красавицы Зейнаб с удалым Варду». Это должна была быть самая пышная свадьба, со свадебным шествием по морю на семидесяти кораблях при радостном кличе воинов, которые возвратятся из похода богачами…
   Ветер крепчал. Утонули последние искры заката.
   Менеды не сошел со своего места… Он смотрел вперед, в беспокойное ночное море. Вот он заметил огни: казачий стан! Гнездо грозного Стеньки!
   Менеды за несколько дней до того пытал казаков, бежавших от Разина в челнах. Только один из них разговорился, когда с него стали снимать кожу. Он рассказал, что казаки на острове умирают от лихорадки и жажды. Менеды поклялся, что всех казаков, которых возьмет живыми, он не продаст в рабство, а будет в течение многих дней предавать жесточайшим казням. По слухам, на острове не осталось и тысячи заморенных болезнями казаков. А с Менеды шло четыре тысячи лучших воинов. Он обещал им отдать всю добычу, награбленную казаками по морским берегам. Воины Менеды-хана были храбры своей алчностью, и хан шел к верной победе и мести. Главное заключалось в том, чтобы ударить на остров внезапно. Вон слева стоят у них корабли с поднятыми парусами. Быстро напасть и отрезать их от острова! Лавиной в четыре тысячи задавить остальных на суше…
   Менеды-хан вызвал своих начальников и указал им огни костров и место, где стоят казачьи суда.
   Боевой караван персиян разделился. Часть стругов понеслась на распущенных парусах прямо по ветру на маячившие в сумраке казачьи суда, другая часть двинулась на костры. Но костры вдруг погасли…
   Будущий зять Менеды-хана, молодой и неопытный Варду, который повел суда на струги разинцев, понял свою ошибку только тогда, когда все сандалы до одного врезались в мель и сели у косы…
   Он согнал своих воинов в воду. Стоя в воде по колено, они под волнами, обдающими их в лицо, тащили свои суда с мели в море. И вдруг по ним с острова грянули пушки… Волна воды — спереди. Волна огня — сзади. Но надо было спасать сандалы, и, не смея отстреливаться, падая и погибая, они тащили свои суда в море против силы воды и ветра…
   В это время хан Менеды, боясь мелей, остановился поодаль от острова. Он не знал, что творится слева, но, слыша пальбу, думал, что там идет бой кораблей Варду с казацкими кораблями. Там было свыше тысячи персидских воинов, и Менеды был уверен в том, что персы уведут корабли казаков. Для этого были припасены крепкие железные крючья и конопляные канаты.
   Сорок судов под начальством самого Менеды бросили якоря. На ханском струге зажгли три зеленых огня. Начальники крикнули воинам, что на острове их ожидает добыча. Тысячи воинов кинулись в лодки и просто в воду, каждый спеша попасть первым на остров. Золото Дербента и Решта, драгоценности Шабрана, Баку, сокровища разгромленного казаками Фарабата грезились им за этими волнами, в песках острова. По грудь в воде, поднимая оружие над головой, они подвигались к берегу, сбиваемые волнами. По ним ударили с берега пушки. Еще, еще и еще… Пушечная дробь снесла многих в море. Но их было много. Одни тонули, другие шли к берегу, уверенные, что на каждого разинца их будет пятеро…
   Как вдруг за их спинами стало светло, словно там запылало море. Сзади послышались крики и выстрелы. Все оглянулись. Свирепых воинов охватили смятение и ужас: их собственные, только что ими покинутые, заново просмоленные корабли ярко горели… два… три… пять… десяток… На них шла схватка. Откуда там взялся враг?!
   … Вот уже на двух десятках судов запылал пожар. В море стало светла, как днем.
   Тысячные толпы людей в воде растерялись. Их начальники сами не знали, что делать. В легкой многовесельной ладье промчался от берега в море освещенный огнем пожара сам Менеды-хан. Все кинулись вплавь и вброд к своим судам, но теперь и с моря их встречали удары пушечной дроби…
   Пожар пожирал половину стругов Менеды-хана. Другую часть, почти покинутую людьми, захватили разинцы. Только стащенные с мели после долгих усилий и с большими потерями суда Варду-хана служили убежищем беглецам, едва спасшимся после этой жестокой битвы.
   Менеды бежал, оставив в плену свое богатое ханское судно с дочерью. Из четырех тысяч войска уцелела едва одна четверть…
   — Иван! Глянь, как персицки суденца горят! В море глянь… Ваня! Иван! — возбужденно звал Черноярца Разин, взобравшись после боя на струг и еще тяжело дыша.
   Он откинул полог шатра, чтобы друг лучше мог видеть успех его боевой выдумки. Но огни морского пожара тускло и безответно отсвечивали в остекленелых зрачках есаула…
   — Стяпан! Лекарь персицкий! — радостно крикнул Сергей из челна, втаскивая на атаманский струг рыжебородого человека в чалме. — Лекарь персицкий! Змеиные раны целит! Где Иван?
   Разин взглянул на рыжего.
   — Лекарь? — переспросил он и ударом ноги швырнул рыжебородого через край струга в волны…
   Сергей взглянул на Степана и понял.
   — Знатный казак был!.. — сказал он.
   Сергей снял шапку и, словно страшась нарушить покой Черноярца, на цыпочках подошел к шатру атамана.
   — Ну, царство небесно тебе, Иванка! — тихо сказал он, крестясь. — В своей-то земле бы краше тебя схоронить, да далече!.. Придется на острову закопать беднягу…
   Сергей постоял над другом, понурив голову…
   — Тридцать три пушечки взяли, Стяпанка! — вдруг радостно выпалил он. — А сколь дувану — не счесть!
   — Иди ты… к чертям! — огрызнулся Разин.
   — К чертям, к чертям… Что — к чертям?! И мне его жалко. Дык, Стяпанка, на то и казак, чтоб стрелили! Каб корова его забодала аль спьяну под кручу свалился — вот то б горевать!.. А мы его ныне зароем, могилку-то с гору насыпем за то, что казак был хорош. То и слава! А как похороним, то выпьем персицка винца… Хан-то, дурак, воевать собрался — десять бочек вина да забаву-девчоночку взял на войну. С русским народом-то вышел в бобки играться! Вот лапоть! Давай челна-а! — внезапно крикнул Сергей, обернувшись в море.
   И молча вдвоем Разин с Сергеем Кривым снесли тяжелое тело Ивана в челн, в последний путь на берег…