[Закон Христов] [Церковь] [Россия] [Финляндия] [Голубинский] [ Афанасьев] [Академия] [Библиотека]
[<назад] [содержание]
Послесловие
Пишу это послесловие, перенасыщенная прочитанным за последние годы. Кажется, что нечего уже больше прибавить к личности «Мудрейшего» и к деятелям, его окружавшим. И все-таки каждый журнал и книга прибавляют новые штрихи к тому страшному времени, не только физически истреблявшему людей, но морально их калечившему. И какой на фоне этого благополучной и легкой оказывается моя прожитая жизнь! То, что в свое время считалось ударами судьбы, на деле оказалось ее необычайной милостью.
Мои школьные годы и по-настоящему счастливая молодость прошли в нормальных условиях жизни в трудолюбивой Эстонии. Я была совершенно свободна в своих высказываниях и вкусах, повидала другие страны. В 16 лет стала членом Русского студенческого христианского движения, что нравственно меня от многого спасло, 10 лет была счастливо замужем за прекрасным человеком. Если бы я жила в Советском Союзе, сколько бы мне пришлось лгать, приспособляться и бояться! А это так унизительно.
В 1940 г., когда самостоятельная Эстония перестала существовать, я почти сразу же стала предосудительным элементом — женой арестованного. Через год была арестована и сама. У меня было даже чувство облегчения — пусть я по-прежнему ничем не могла помочь мужу, но, по крайней мере, я разделяла его участь. Очень помогало понимание, что это не против меня направленное зло, а несчастье народа, попавшего в такие нечеловеческие условия.
А лагерная жизнь, при всех устрашающих тяжестях, имела свои неоцененные преимущества перед «свободной» советской действительностью. Юрий Галь хорошо сказал о лагере:
Здесь я укрыт и от властей,
И от завистливого взора,
И от гражданского позора
Быть гражданином наших дней
Через пять лет закончился мой срок, и я получила передышку в целые два с половиной года. Я жила с мамой — другом моим — в доброй Эстонии.
Затем опять арест и ссылка — бессрочная, но окончившаяся через пять лет, благодаря смерти «Мудрейшего», который, к счастью, оказался не вечным! А за эти пять лет сколько было арестов, высылок, процессов... Те, кто оставался на свободе, еще и одобрять это были должны, голосовать «за» 1 А мы были ссыльными, что с нас взять!
Ссылка для меня обернулась вторым замужеством и рождением моих сыновей.
Немного подождали, и настал 1956 год с ХХ-м съездом — и люди, по крайней мере, перестали друг друга бояться. И почитать смогли, если не типографским шрифтом напечатанное, то переписанное от руки, на машинке или даже перефотографированное. Огромно значение «самиздата»!
Мне больше всего говорят воспоминания. На первом месте ни с чем не сравнимый Солженицын, за ним Шаламов. Замечательны воспоминания Олега Волкова, Евгении Гинзбург. Теперь я ставлю за ними Адду Войтоловскую, книга которой «По следам судьбы моего поколения» издана издательством Коми и прислана мне Павлом Негретовым. Потрясающи «Короткие повести» Льва Консона, ходившие по рукам в самиздатовском сборничке под названием «Пестрые рассказы». Интересны и хороши воспоминания Льва Разгона, Павла Негретова, Анатолия Жигулина, Нины Ивановны Гаген-Торн, Ксении Сергеевны Хлебниковой-Смирновой, Тамары Владимировны Петкевич, все в сборнике «Доднесь тяготеет».
Наиболее близки мне воспоминания Евгения Гнедина «Себя не потерять» («Новый мир», № 7, 1988), судьба которого почти во всем повторяет судьбу Сергея Ивановича Абрамова, с той только разницей, что у Гнедина была верная и любящая жена — и он выжил. Близки мне воспоминания А. Никольской — «Передай дальше» («Простор», № 10, 1986), потому, что они напоминают мне Баим и написаны об обыкновенном лагере.
Во «Всесоюзную мемуарную библиотеку», основанную в 70-х гг. А И. Солженицыным за границей, собрано уже 800 рукописей, то есть «Литературное представительство А И. Солженицына» в Москве. Думаю, что туда присылают свои воспоминания со всех концов России. Пишут ведь очень многие — невозможно не записать пережитое, очень уж необычно складывалась у большинства жизнь. Хорошо, что есть место, где принимают
рукописи, а наиболее историчные из них по возможности печатают. Я счастлива, что туда принята на хранение и «Одна из пятьдесят восьмых».
Да будет благословенно начавшееся с 1987 года, освобождение сознания от трафаретов: проклятие с инакомыслящих и с эмиграции снято, русская культура снова едина и богата. Есть надежда, что религиозное возрождение пойдет не только по внешним путям, но захватит души. Я счастлива, что снова держу в руках и читаю «Вестник Русского христианского движения», и не тонюсенький, как в 30-е годы, а нарядный, объемистый и такой интересный. Я не надеялась до этого дожить.