ХРИСТИАНСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ УТРЕНЯ
Об утреннем богослужении IV века мы имеем весьма ценные сведения из описания иерусалимского богослужения западной паломницей Сильвией Аквитанкой. Она пишет: “Ежедневно, до пения петухов, открываются все двери Воскресения и сходят все монашествующие и ... как зовут их здесь. И не только они но кроме них и миряне, мужи и жены, имеющие желание пободрствовать ранее. И с этого часа вплоть до рассвета поются песни и стихословятся псалмы, также и антифоны, и после каждой песни читается молитва. Ибо по два или три пресвитера, также и диакона, ежедневно чередуются с монашествующими, и после каждой песни и антифона читают молитвы. Когда же наступает рассвет, тогда начинают петь утренние песни. А затем приходит епископ с клиром и тотчас входят в пещеру и там, внутри преграды, прежде всего читает молитву за всех и поминает имена тех, кого желает, и затем благословляет оглашенных. Потом читает молитву и благословляет верных. И после этого, при выходе епископа из-за преграды, все подходят к его руке, и он, при выходе, благословляет каждого поодиночке, затем бывает отпуст, уже при свете” (Прав. пал. сб. вып.2, стр.140). Так описывает Сильвия ежедневное утреннее богослужение Иерусалимского храма св.Воскресения.
Кроме ежедневного богослужения Сильвия описывает еще воскресную утреню, которую она наблюдала в том же храме Воскресения: “На седьмой же день, т.е. в воскресенье, до пения петухов, собирается все множество народа, какое может быть в этом месте, как бы в пасху, и собирается в базилике, находящейся позади Воскресения, однако вне его, где ради этого висят лампады. И, опасаясь не придти туда к пению петухов, приходят ранее его и сидят там. И поются песни, так же как и антифоны, а после каждой песни и антифона произносятся молитвы. Ибо и пресвитеры и диаконы всегда готовы в этом месте на бдение ради собирающегося множества. Существует такой обычай, что до пения петухов святые места не открываются. А как только пропоет первый петух, тотчас сходит епископ и входит внутрь пещеры в Воскресении. Открываются все двери, и весь народ входит в Воскресение: там уже горят бесчисленные лампады и, как только воздет народ, кто-либо из пресвитеров поет псалом, и все отвечают; затем произносится молитва. После этого поет псалом кто-либо из диаконов, и подобным же образом произносится молитва; поется и третий псалом кем-либо из клириков, произносится третья молитва и совершается поминовение всех. После пения этих трех псалмов и произнесения трех молитв в пещеру Воскресения вносятся кадильницы, так что вся базилика Воскресения наполняется благоуханием. И тогда епископ становится за преграду, берет евангелие и, подойдя к дверям, сам епископ читает о Воскресении Господнем. И когда начинается это чтение, все поднимают такой крик и стон, проливается столько слез, что даже самый бесчувственный человек не может не быть тронут до слез, припоминая, что Господь претерпел за нас столько страданий. По прочтении евангелия епископ выходит и сопровождается при пении песней к Кресту, и весь народ идет с ним. Там снова поется один псалом и произносится молитва. После этого он благословляет верных, и бывает отпуст. Когда епископ выходит, то все подходят к его руке. Затем епископ удаляется в свой дом. С этого же часа все монашествующие возвращаются в Воскресение и поются псалмы и антифоны до рассвета; и после каждого псалма и антифона произносится молитва, потому что ежедневно по очереди пресвитеры и диаконы бодрствуют в Воскресении с народом из мирян, как мужей, так и жен. Кто хочет бодрствовать до рассвета, остается на месте, кто не хочет — возвращается к себе домой и подкрепляется сном (Прав. пал. сб. вып.2, стр.141-143).
Иерусалимская утреня IV века, подобно утрене “Завещания”, состояла из двух частей. Двухчастность ее отмечает Сильвия, когда говорит: “...вплоть до рассвета поются песни и стихословятся псалмы, также и антифоны, и после каждой песни читается молитва... Когда же наступает рассвет, тогда начинают петь утренние песни”. Эта двухчастность соблюдалась здесь как на вседневном богослужении, так и на воскресном. Сильвия различает здесь одну часть, которая совершалась епископом “как только пропоет первый петух”, от другой, отправлявшейся здесь до рассвета после того, как епископ уходил домой (“...епископ удаляется в свой дом. С этого же часа... поются псалмы и антифоны до рассвета”). этой стороны иерусалимская утреня IV века оказывается близкой к утрене “Завещания”. Сближает иерусалимскую утреню IV века с утрене “Завещания” и то, что в обоих случаях поются псалмы и песни, а в конце утрени читаются молитвы и совершается отпуст оглашенных и затем верных.
Имеется общее между утренним богослужением “Завещания” и иерусалимским IV века и в том, что обоим им свойственны различные виды утрени: более торжественные для воскресного дня и менее торжественные для седмичных дней.
Вместе с тем иерусалимская утреня IV века имела и свои особенности, которых не наблюдается в утрене “Завещания”.
Первую такую особенность составляло начало воскресной утрени не в храме, а вне его, в прилегавшей к храму базилике. Эта базилика была построена равноапостольным Константином для того, чтобы богомольцы, приходящие к богослужению, когда еще двери храма закрыты, не оставались под открытым небом, но могли бы, находясь в помещении, проводить время в молитве и псалмопении. Как видно из описания Сильвии, под воскресные дни, когда собиралось много народу, пение предрассветных псалмов и песней начиналось в этой базилике, тогда как двери самого храма оставались закрытыми до пения первых петухов.
Вторую особенность иерусалимской утрени составлял приход в храм епископа много позднее после начала богослужения. Если по “Завещанию” и по VII книге Постановлений апостольских сам епископ собирал народ к утрене, то в Иерусалиме он приходил в храм тогда, когда здесь уже была пропета известная часть псалмов и утренних песен. Эта особенность также объясняется местными условиями церковной жизни храма Вознесения. Последний, как место, где находились величайшие христианские святыни — крест и гроб Господень — был полон богомольцами едва ли не круглые сутки. По словам Сильвии, богомольцы собирались сюда к утрене до пения петухов, а под воскресные дни, опасаясь не попасть в храм к утрене, приходили с вечера в таком множестве, “какое может быть в этом месте в пасху”. Если так обстояло дело с наполнением храма ночью, то что же было в нем днем? Постоянное наполнение его народом вызвало, как видно из описания Сильвии, появление при нем, наряду с епископским клиром, монашествующих, которые, совместно с чередующимися пресвитерами и диаконами, занимали народ молитвой до начала богослужения и по окончании его. Но если пресвитеры, диаконы и прочие клирики имели возможность смены, то у епископа, как у главы церкви, этой смены не было. Присутствовать в храме от начала каждой суточной службы до конца ее было равносильным почти круглосуточному пребыванию в храме, делом почти непосильным, тем более, если учтем замечание Сильвии, что такое богослужение совершалось ежедневно. Епископу оставалось одно: или отсутствовать вовсе на отдельных службах, или приходить к ним с известным опозданием, давая себе отдых в то время, когда клирики отправляли некоторую часть чинопоследований. Первое было едва ли удобно. В самом деле, ограничиться участием лишь в вечерне и утрене и отсутствовать на службах в 6 и 9 часов, посвященных крестным страданиям и смерти Христа, службах, совершавшихся на месте этих страданий, иерусалимский епископ не мог. Для него оставался единственный выход: выражаясь языком церковного устава, “покоя ради малого” не являться в храм к началу богослужения, а приходить туда с опозданием с тем, чтобы прослушать лишь часть антифонов, прочитать евангелие, когда оно полагалось, и преподать молящимся благословение. Самый приход епископа в храм, естественно, носил торжественный характер и усложнял собой общий строй богослужения.
Третью особенность иерусалимской утрени составляло чередование в ней псалмов и печен с пресвитерскими молитвами и трипсалмный строй службы. На утрене “Завещания” трехчастная епископская молитва полагалась в самом начале службы и в начале второй части ее. Относительно же чередования псалмов и библейских песен с молитвами памятник ничего не говорит. Сильвия, наоборот, указывает, что и на вседневной, и на воскресной утрене как в присутствии епископа, так и в его отсутствие, псалмы и песни чередовались с молитвами. “Поются песни и стихословятся псалмы, также и антифоны, и после каждой песни читается молитва. Ибо по два или по три пресвитера, также и диакона ежедневно чередуются с монашествующими, и после каждой песни и антифона читают молитвы”, — говорит она о ежедневной утрене. “И поются песни так же как и антифоны, а после каждой песни и антифона произносятся молитвы. Ибо и пресвитеры, и диаконы всегда готовы в этом месте на бдение”, — сообщает она о воскресной службе. “Поются псалмы и антифоны до рассвета, и после каждого псалма и антифона произносится молитва, потому что ежедневно по очереди пресвитеры и диаконы бодрствуют в Воскресении с народом из мирян”, — говорит она о той части воскресной утрени, которая продолжалась в храме по уходе из него епископа.
Кроме того, описывая воскресную утреню, Сильвия сообщает, что псалмы этой службы, чередуемые с молитвами, имели трехпсалмный строй. “Кто-либо из пресвитеров, — пишет она, — поет псалом, и все отвечают; затем произносится молитва. После этого поет псалом кто-либо из диаконов и подобным же образом произносится молитва; поется и третий псалом кем-либо из клириков, произносится третья молитва”. Замечу, что трехпсалмный строй, упоминаемый в данном случае Сильвией, в IV веке был широко распространен на Востоке. О нем упоминает еще до Сильвии Афанасий Великий в трактате “О девстве” (Минь, патр.гр.28, стр.276), а современник Сильвии преп. Кассиан Римлянин говорит, что часовые службы “в монастырях Палестины и Месопотамии и всего Востока определяются каждодневно тремя псалмами” (Древне-иноческие уставы, стр.544). Так же по поводу бдения он пишет, что сначала стоя пропевают они (монахи — Н.У.) три антифона, потом, сидя на земле или на низеньких стульцах, отвечают на три псалма по подсказыванию оного (канонаршески)” (Там же, стр.552).
Пятую особенность иерусалимской воскресной утрени составляло чтение на ней евангелия не в конце службы, как это указывает “Завещание”, а в предрассветной части ее. Из-за этого епископ на воскресной утрене приходил в храм не с наступлением рассвета, как это делал он ежедневно, а с пением первых петухов. Это перенесение чтения евангелия с конца утрени на первую часть ее объясняется тем обстоятельством, что самое событие воскресения Христова, о котором повествуется в воскресном евангелии, совершилось до рассвета. В Иерусалиме, где находился гроб воскресшего Спасителя, благовестие об этом великом событии приличествовало совершать именно в это время. По этим же соображениям и самое чтение евангелия здесь совершалось “за преградою”, т.е. в пещере св.гроба.
Шестую особенность иерусалимской воскресной утрени составляло пение после чтения епископом евангелия песней и какого-то псалма. На утрене “Завещания” таковых после чтения евангелия не полагалось.
Седьмую особенность иерусалимского богослужения составляло чтение на нем молитв об оглашенных без разделения их на разряды. Если VIII книга Постановлений апостольских устанавливает порядок отпуста оглашенных с особыми для каждого разряда молитвами, то в Иерусалиме епископ читал одну общую для всех оглашенных молитву. В данном случае иерусалимское богослужение отступает назад в сторону более ранних порядков. Это обстоятельство, очевидно, также было вызвано местными условиями церковной жизни Иерусалима и храма Воскресения. Иерусалимский храм Воскресения, освященный в 335 году, с первых дней своего существования получил значение не приходской церкви, а общехристианской святыни. Более того, начавшееся с этого времени из всех христианских стран паломничество ко Гробу Господню определило своеобразный состав богомольцев: греки, арабы, евреи, копты, римляне, галлы, грузины, армяне и сыны других народностей были членами единой христианской церкви, принадлежа к категории верных. В самом деле, нужно было прежде проникнуться духом новой веры и креститься, чтобы предпринять далекое, многотрудное и небезопасное путешествие ко гробу Того, чье учение было избрано в качестве жизненного идеала. Поэтому, естественно, контингент оглашенных среди богомольцев храма составлял незначительное количество. Наконец, сама многонациональность оглашенных служила к объединению их в одну общую категорию, устраняющую существующее в приходских общинах деление их на разряды. Едва ли возможно было произносить диаконские прошения и вычитывать епископские молитвы, особые для каждого разряда, при постоянном потоке богомольцев, да еще говорящих на разных языках. Поэтому-то здесь мы не видим отдельных молитв для каждого разряда оглашенных.
Сильвия не называет точно ни одного псалма, песни или молитвы, какие исполнялись в ее время на утрене в Иерусалиме. Однако это обстоятельство не означает того, чтобы иерусалимское богослужение IV века не имело определенного состава их. Описав круг суточных служб храма св.Воскресения, Сильвия говорит: “Особенно выдающимся между всем другим совершающимся является то, что псалмы и антифоны всегда поются подходящие, как те, которые поются ночью, так, напротив, и те, которые утром, затем и поемые днем, в шестой и девятый часы и привечерне, всегда так подходящи и осмысленны, что относятся к тому, что совершается” (Прав. пал. сб. 20 вып., стр.139-141). В другом месте она пишет: “Приятнее всего и наиболее примечательно здесь то, что всегда как песни, так и антифоны и чтения, а также и молитвы, произносимые епископом, читаются так, что всегда оказываются приспособленными и подходящими ко дню, который празднуется, и к месту, где совершается служба” (Там же, стр.171). По этому поводу проф. А.А.Дмитриевский писал: “Святогробский чин богослужения в общих чертах вырабатывался на пространстве первых трех веков существования церкви Христовой в Иерусалиме. Сильвия Аквитанка в конце IV века застала этот чин уже более или менее в сформированном и сложившемся виде, благодаря чему он и производил на паломников своей стройностью, приноровленностью и величием — неотразимое впечатление” (Древн. патр. тип., стр.68).
Безусловно, в состав иерусалимской утрени IV века входили библейские песни, о широком употреблении которых христианами в этом веке есть ряд свидетельств. Так, например, о песне трех отроков упоминает Афанасий Великий в сочинении “О девстве” (Минь, Гр.Патр., т.28, стр.276), а Златоуст говорит, что “песни друзей Даниила поются в восторге духа по всей вселенной” (Арх.Филарет. Историч. обзор песнописцев, стр.41). Очевидно, пелись на иерусалимской утрене непорочны, о которых преп. Кассиан Римлянин говорит, что они на утреннем богослужении поются каждый день (Др. иноч. уставы, стр.547). Пелись и хвалитные псалмы, о которых тот же преп. Кассиан говорит, что они в Палестине входят в состав утрени (Там же, стр.550). Безусловно, входили в состав иерусалимской утрени 50 и 62 псалмы (“Боже, Боже мой, к тебе утреннию”), пение которых широко распространено было в это время в церкви. О пении обоих этих псалмов указывает св.Афанасий в сочинении “О девстве” (Минь, Гр.Патр., т.28, стр.276). О 62 псалме как утреннем упоминает преп. Кассиан (Др. иноч. уставы, стр.547), а интерполятор Постановлений апостольских внес его с таким же значением в V книгу их (гл.59). По поводу 50 псалма Василий Велики говорит, что христиане, “проведя ночь в разнообразном псалмопении, прерываемом молитвами, на рассвете уже дня все сообща как бы едиными устами и единым сердцем возносят ко Господу псалом исповедания” (Письмо к неокессарийским клирикам). Быть может, его имеет в виду Сильвия, когда говорит о пении одного псалма после чтения евангелия. Возможно, что те крики, стон и слезы, которые проливались во время чтения евангелия при воспоминании о том, “что Господь претерпел за нас столько страданий”, и послужили поводом к введению в чине утрени покаянного псалма. Не случайно в последующей истории утрени этот псалом, как правило, оказывается спутником утреннего евангелия.
Исполнялось в Иерусалиме и великое славословие, известное в это время всей христианской церкви настолько, что, например, св. Афанасий Великий советовал петь его утром и на домашней молитве (Минь, Гр.Патр., т.28, стр.276. О девстве).
Резюмируя обзор истории православной христианской утрени за первые четыре столетия ее существования, нужно сказать, что чин утрени, сохраняя положенную в основу его христианами апостольского времени идею прославления Господа Иисуса Христа как света миру и Солнца правды и соблюдая связанную с этой идеей и священными событиями новозаветной истории двухчастность, к концу IV столетия достиг определенной слаженности как в конструктивном отношении, так и в части состава псалма, священных песен и молитв. Матерь всех церквей христианских, церковь Иерусалимская, в данной области имела ведущее значение, так что ее местные богослужебные особенности позднее стали общехристианскими обрядами. Так, приход иерусалимского епископа в храм, когда там уже совершалось богослужение, положил начало входам, совершаемым до настоящего времени на вечерне и литургии (малый вход), а триста лет тому назад совершавшимся и на утрене. Обычай же иерусалимской церкви начинать утреню не в храме, а в прилегающей к нему базилике, двери из которой в храм были закрытыми, создал традицию, в силу которой до сего времени пасхальная утреня начинается в притворе храма при закрыты дверях, ведущих в храм.
