Никакая беда не нарушала донского мира в отсутствие Тимофея: ни с кубанской, ни с крымской стороны враги не подходили, и казаки сидели по своим домам, гуляли по базарам, торговали да пили вино, а то тешились охотой на кабанов да сайгаков или рыбачили на Дону. Со взрослыми ездили и казачата.
   Но Стенька не мог успокоиться никакой потехой. Ратные мечтанья тревожили его и днем и ночью.
   Выезжая с соколом на охоту, взлетев на подросшем Дубке на один из курганов, Стенька жадно вглядывался в степную даль, втягивая носом сухой ветер, и ему казалось, что в далеком облаке у заката он видит бьющихся всадников и ветер доносит до него сабельный лязг, конский топот и грохот мушкетной пальбы…
   Редко и скупо долетали на Дон вести о донских казаках, ввязавшихся в драку украинцев с панскою Польшей. То говорили в народе, что запорожцы побили панов, то был слух, что паны побили казаков и сто человек полковников и атаманов казнили в Варшаве.
   «Собрать со станиц молодых казаков — ударить батьке в подмогу! — мечтал Степан. — Кликнуть клич к молодым — и слетятся, как соколы, биться за правду».
   Минуло уж больше полугода после отъезда Рази. Голос Степана возмужал и окреп, широкими стали ладони, и он, словно почуяв свою зрелость, нетерпеливо взялся смазывать салом отцовские ружья, пистоли и сабли, оставшиеся дома, вычистил пороховницы, боевую сбрую, как будто собрался в поход.
   Все неотвязнее и чаще возвращался Степан сердцем к своей мечте о походе на Украину и наконец поделился ею с друзьями, призывая с собой есаульского Юрку Писаренка и еще четверых юнцов.
   После купанья в Дону, лежа под сенью верб, пересыпая песок между пальцами, Степан уговаривал их идти на панов.
   — Да что за станица — пять казаков?! — воскликнул Юрка. — Сбираться, так в сто человек, не менее!
   — А поехать по всей округе. У каждого есть в соседних станицах дружки. Сговорим дружков, те — своих, а ден через десять и вздынемся разом!
   Все утро сговаривались они, под каким предлогом поехать в соседние селения.
   И вдруг на другое утро Стеньку позвали в станичную избу.
   «Али о батьке дурные вести?!» — в тревоге подумал Степан.
   Станичный атаман встретил его суровой усмешкой.
   — Мыслишь, батьки нет, так ты и велик возрос? Уздечкой некому постегать по сидельному месту?!
   — Какие вины на мне? — задорно спросил Стенька, ожидая, что нагоняй последует за ловлю рыбы в неуказанный срок.
   — Рано затеял, казак, спорить со всем Войском, — неожиданно сказал ему атаман. — Батька твой сомутил казаков, — ему круг простит ли — увидим, — а ты, баламута, станешь еще казачьих детей путать, то тебе быть под плетью в науке. А вздумаешь сам уходить — изловим, на цепь посадим, — пригрозил Юркин отец.
   Стенька выскочил из станичной избы красный от негодования на предательство товарищей.
   Шагая мимо чьего-то двора, он со злостью ткнул сапогом чужой обветшалый плетень и выдернул из него крепкий, тяжелый кол.
   Стенька выбежал на песчаную косу, к постоянному месту их бесед и купанья. За ивняком, где стояли в воде челны, он услышал ожесточенные крики и брань. Здесь рослый парень-чужак в лаптях и худом зипунишке яростно отбивался веслом от пятерых казачат-подростков. Стенька по одежде признал в нем беглеца из дальних московских краев.
   Чувствуя перевес на своей стороне, казачата, окружив чужака, уверенно и жестоко наносили ему удар за ударом веслами. Стенька и сам беспричинно недолюбливал пришлых ободранных попрошаек, бродивших от одного куреня к другому с плаксивыми жалобами и причитаниями.
   — Тю-у-у! Стенька! С колом! — крикнул Юрка. — А ну, заходи от реки. Дай ему по башке, да покрепче!
   Вся бывшая до этого злость на предателей разгорелась в Степане.
   — Ну-ка, пятеро на двоих! — кинул он вызов в лицо обалдевшим от неожиданности казачатам и внезапным ударом выбил весло из рук Юрки…
   Одним скачком оказался Стенька рядом с московским бродягой и стал с ним плечом к плечу.
   — А-а, ты Дон продавать? Казаков продавать, гадюка! — выкрикнул Юрка.
   — Переметна сума! Изменщик! — кричали ребята, кидаясь на Стеньку.
   — Колоти переметчика, братцы!..
   Но, несмотря на задор, они под натиском ободренного неожиданной помощью «москаля» и разозленного Стеньки начали уже отступать в кусты ивняка. Как вдруг, — Степан не успел защититься — кто-то ударил его ребром весла по лбу. Кровь залила лицо.
   — Побе-еда-а! Ур-ра-а! — торжествующе крикнул Юрка, и остальные все подхватили его клич.
   Не замечая ударов и боли, с залитым кровью лицом, Стенька с такой стремительной яростью кинулся на ребят, в глазах его было столько свирепой решимости, что те в смятении побежали спасаться на кручу, в кусты.
   Стенька рванулся преследовать беглецов, но товарищ схватил его за рубаху.
   — Сигай в чалнок, в чалнок! — крикнул он и подтолкнул к воде Стеньку.
   Степан прыгнул в ближайший челн. Бродяга толкнул челн от берега и тоже вскочил за Степаном… Им вдогонку летели камни, раздавались крики и свист казачат, оставшихся на берегу и снова почувствовавших себя победителями.
   Сильными взмахами весла Стенькин новый товарищ выгнал челн к середине Дона.
   — Как тебя звать? — спросил Стенька, склонясь к воде и обмывая с лица кровь.
   — Сярежка, — отплюнувшись кровью, ответил бродяга.
   — Рязанских зямель? — передразнил его Стенька, узнав по говору. — За что на тебя напали? — спросил он.
   — За рыбну снасть. Рыбу хотел покрасти… Не явши два дни, и рыбачить нечем. Хотел наймоваться в работу — никто не наймует, а христарадничать мочи нет…
   — Греби туды, к острову, — решительно сказал Стенька. — Правей бери, к вербе, сейчас я тебя накормлю…
   Ловко поймав ветку вербы, Степан подтянулся к стволу, за который у самой воды была привязана им веревка от снасти. Приготовясь тянуть тяжелую, полную рыбы сеть, он чуть не плюхнулся в воду, когда выдернул куцый конец обрезанной бечевы. Хмуро и вопрошающе взглянул он на товарища.
   Бродяга, поняв по взгляду Степана, в чем дело, и как бы снова готовясь к драке, покрепче перехватил весло.
   — А ты не больно лезь, знаешь! — ощетинился он. — Я в заступу тебя не кликал. И тебя побью, коли станешь…
   Степан ничего ему не ответил и опять наклонился к воде, чтобы смыть с лица все еще льющуюся кровь.
   — Слышь, Стяпанка, я ловок мырять в воде, уж я твою сеть разыщу, — сказал смущенный Сережка.
   Он живо скинул с себя все до нитки.
   — Держись! — крикнул он и, наскоро перекрестившись, скакнул с челна в воду…