Кривой несмело переступил порог, входя в избу Разина, снял шапку.
   — Стяпан Тимофеевич… — начал он робко и неуверенно.
   — Здоров, Серега! — воскликнул Степан, живо вскочив навстречу с ясным взглядом и широко распахнув руки.
   В крепких объятиях Разина Сергей почувствовал, что они по-прежнему братья.
   — Стяпанка! Стяпан! Как ждал я тебя, соколик! Как ждал тебя, братец ты мой! Дела-то, дела у нас, братец!.. — торопливо бормотал Сергей.
   Он заждался Степана и спешил все поскорее поведать ему.
   — Слыхал, какие дела у тебя! Сказала казачка моя. Да дела-то не ладны, дела не казачьи, — сурово отозвался Степан. — Садись, казак. Выпьем.
   Сергей помрачнел.
   — Стало, ты за Черкасск, за Корнея? — спросил он.
   — Вот дура! — ответил Разин. — Ну, сказывай сам все, что мыслишь, а я отповедаю после…
   Сергей прорвался. Все, что надумал в последнее время, выкладывал он Степану. Он говорил, что грешно без плода лежать черным землям от края до края неба, что сам бог указал пахать землю и сеять зерна, что голодны люди, что Дон никогда без пашни не станет вольным и царь будет вечно держать казаков в удилах, пока сами они не возьмутся пахать да сеять…
   Мысль о том, чтобы вспахать черноземные земли Дона, жгла Сергея.
   — Ладоши горят за рассошки взяться, — в волненье говорил он. — На этих-то землях сколь хлеба собрали б! Куды там Воронеж! И рожь, и пшаница, а просо какое, а греча!.. Ко крымскому хану везли бы, ко синю морю. Вот ладный бы торг был!
   — Мужик! — оборвал Степан. — Не казак ты. В холопья дворянски, на барщину тянешь!
   — Да баре отколь? Где дворяне?! Кто пашет, тот пашней владает — вот правда в чем! — возражал Сергей. — Эх, Стяпан, а я думал тебя в атаманы ладить. Корней, слышь, на нас из Черкасска хочет ударить. А мы сами — сила. Попробуй нас тронь! Я перво всего пять десятков привел мужиков, а ныне нас тут сотни с три — целый табор стоит за станицей. А драка за пашню пойдет — и еще набегут…
   — Башку тебе ссечь за экий мятеж на казацкую волю! — неожиданно заключил Степан, поразив Сергея.
   — Ды, Стяпанка, а как же им жить?! В боярщину, что ль, ворочаться?! — рассеянно возразил Сергей. — Мне-то что — для себя, что ли, пашня?! Мне хлебное жалованье дают, я и сыт… На новых прибеглых глядеть — берет жалость. Им хоть в турщину впрямь продаваться приходит!..
   — А дедам что — слаще жилось?! — уперся Степан. — Слышь, Серега, не то ты надумал. Побьют казаки мужиков. Народ все оружный, к сечам свычны. На три сотни мужиков пять десятков казаков довольно — как овечек, порежут. А пушки поставят — и пуще. Как пушечной дробью пальнут — тут и пой «аминь». Я иное умыслил, — понизив голос, таинственно сообщил Степан.
   — Чего ж ты умыслил? — недоверчиво спросил Сергей.
   — Казацким обычаем хлеб добывать: не сошкой, а саблей, — сказал Степан. — Клич кликнуть — идти на Азов, покорить азовцев, да выбраться к морю, да сесть по Кубани… А знаешь — что морем владать?! Москва не владает морем, а мы его завоюем! В туретчину хочешь — плыви, хошь — к армянам, хошь — к кизилбашцам, хошь — в Индию… Всюду открытый торг. А Дон — за спиной. На колени Корнилу поставим!
   — Стяпан Тимофеич… Ну, хошь сотен пять наберешь мужиков, а пушечной дробью как шаркнут с азовской твердыни, тогда куды деться? — ехидно спросил Кривой. а
   — Поймал ты меня, Серега, как птаху в сети! — насмешливо сказал Разин. — На пашню к тебе одни мужики набегут, а кликни клич с саблей идти на азовцев — сколь казаков сберется?! — пояснил он. — Весь Дон за собой возметем!
   Сергей призадумался.
   — А когда казаки сойдутся, ты атаманом станешь? — спросил он.
   — Чего же не стать!
   — Слышь, Стяпанка, идем сейчас к мужикам! — вскочил со скамьи и нетерпеливо потянул Степана Сергей.
   — Блажишь! Сам полезу, что ль, в атаманы?! Обычай казацкий знаешь: когда оберут, тогда и пойду… — возразил Разин.
   Сергей покачал головой.
   — Без дела лежат мужики, Стяпан. В руках у них зуд. Не станешь ты атаманом — поставят меня. Я не стану — своих оберут, а стоять уж не могут!.. Пока в одиночку бродили аль малой толпишкой, то долго еще бы терпели, а ныне, как вместе сошлись, распалили друг друга, и мочи больше не стало терпеть… Им ныне без дела нельзя… Скажи на Азов — на Азов полезут, Москву воевать позовешь — все одно, на Москву!
   Степан в ответ неожиданно громко засмеялся.
   — Алеша! Отпустишь меня с мужиками Москву воевать?!
   Разин представил себя предводителем кучки оборванцев и не мог удержаться от смеха.
   Сергей обиженно встал и шагнул к порогу.
   — Эх, Стяпан, мужиков ты не знаешь! Ты мыслишь: казаки — то сила. А ты поглядел бы!..
   Степан остановил его.
   — Слышь, Серега, вели им идти по станицам да в самый Черкасск, по базарам толкаться да звать на Азов. Поглядим. Коль пойдут казаки к нам в станицу, то быть и походу, станем готовить челны. А одних мужиков подымать — то не дело.
 
 
   Голытьба зашумела. Слух о том, что в Зимовейской станице собирается войско в поход на Азов, пролетел по Дону. К станице со всех сторон потекли казаки. Домовитые люди сюда не шли, зато тянулась голытьба и отчаянные головы, у кого — ни кола ни двора, только сабля да шашка.
   Они заходили в станичную избу, спрашивали атамана. Станичная старшина говорила, что их обманули, что похода никто не собирает, но отогнать пришельцев уже не могла. Табор стоял за станицей, в снежной степи над Доном. В землянках, как в давнее время при атамане Иване Тимофеевиче, снова лежала без дела великая рать голодных и безоружных людей. Бросив шапку и скинув обутки, валился тут же казак, возле других, и расспрашивал о предстоящем походе. И уже находились такие, кто мог рассказать, сколько пушек готовят казаки, сколько куплено пороху и свинцу, говорили, что с тысячу запорожцев идут на подмогу и с ними идет донской атаман, который бывал уже в Азове и знает его снаряды и стены…
   Войсковая изба волновалась: Москва не хотела сейчас воевать с Азовом. Если начнется драка, то царь и бояре будут опять недовольны, снова начнутся задержки в получке хлеба и пороховой казны. Да если азовцы еще нагрянут — заварится такая каша, что не расхлебать!..
   Корнила вызвал в Черкасск атамана Зимовейской станицы.
   — Кто мутит у вас? Все Сережка? — спросил он.
   — Сергей приутих, сидит дома. А мыслим, Степан Тимофеич, твой крестник, затеял все дело.
   — Степан воротился?! — воскликнул Корнила, до этих пор не слыхавший о возвращении Разина.
   — Его и затея! — ответил станичный атаман. — Уж месяца два как дома…
   Корнила сразу все понял. «Батькина кровь в Разиненке, с ним будет хлопот!» — подумал он.
   — Велите ему в войсковую избу явиться. Месяца два назад воротился и глаз не кажет. Мол, крестный пеняет ему, хочет видеть.
   Степан не являлся. В войсковой избе был приказ: как только Разин придет, так сразу его схватить и заковать в колодки, чтобы тотчас судить.
   Меж тем Степан держался так, словно сам никуда не собирался. Он не заглядывал в стан голытьбы, не сидел у костров, как делал это Сергей. Он проезжал только мимо, заломив набекрень запорожскую шапку, да искоса поглядывал, намного ли прибыл табор. В седле с ним обычно сидел Гришатка.