[Закон Христов] [Церковь] [Россия] [Финляндия] [Голубинский] [ Афанасьев] [Академия] [Библиотека]
[<назад] [содержание] [вперед>]
Эльфи
В камере много и с любовью говорили об Эльфи, горбатой девушке, — умной, начитанной и приятной. Рассказывали, что на Батарейной сидит целая семья: отец, мать, тетя, какой-то родственник и Эльфи — пять человек. За недоносительство. Они не выдавали двух своих родственников, которые не были преступниками, но уклонились от ареста. По моему слабому разумению, надо наказывать именно за доносительство, но власти думают иначе.
Однажды дверь камеры открылась, и вошла Эльфи. Сколько было расспросов. Эльфи рассказала, что ее тетя, очень верующая сектантка, недавно увидела сон, в котором голос, исходивший из светлого облака, сказал ей: «Иди сразу же к следователю и все ему честно расскажи». Была ночь, тетя принялась стучать, надзор, спросив разрешения у следователя, отвел ее к нему. И она рассказала, что на дворе их хутора, вблизи кухонной двери, сложена поленница дров, в которой все поленья связаны между собой проволокой. Ее можно отодвинуть, нажав на рычаг. Таким образом открывался вход в подземное помещение, в котором было все необходимое для жизни: электричество, запас провизии, и сидели, играя в шахматы, два скрывавшихся родственника. Поленницу можно было отодвинуть и изнутри, чтобы ночью выйти на прогулку.
Родственники были схвачены, следователи оформляли дела на всех.
Позвоночник у Эльфи был поврежден незадолго до ее рождения: бык ударил рогом ее мать. Пока ребенок был маленький и лежал, никто не замечал несчастья. Но вот обнаружилось, что сидеть Эльфи не может. Несмотря на гипсовую кроватку и все принятые меры, девочка росла горбатой. Родители не захотели иметь больше детей, чтобы все внимание уделить Эльфи. Она получила хорошее образование, была начитана, прекрасно рукодельничала. Густые, вьющиеся светлые волосы закрывали горб, но маленький рост, неправильные пропорции тела, слишком длинные руки — все говорило: горбунья!
У Эльфи был мелодичный голос и изысканная эстонская речь. Она прекрасно принимала и передавала по азбуке Морзе — и сразу стала голосом нашей камеры.
Рядом с нашей была пустая камера, куда на несколько дней приводили заключенных, а в это время в их помещении проводили дезинфекцию. Эльфи перестукивалась с новыми соседями, пересказывая нам их ответы, а вечером после ужина начиналась и устная беседа. Конвоиры ужинали, потом, наверное, у них была смена — в коридоре долгое время было тихо. Эльфи становилась у открытого окна. Подоконник начинался очень высоко, гораздо выше ее роста, но это не мешало. В соседней камере по предварительному уговору так же становился человек. Эльфи настолько тонко и умно говорила, таким мелодичным голосом — одно удовольствие было слушать. Слышен был и голос собеседника.
Три дня рядом с нами была какая-то мужская камера, и с Эльфи говорил все время один и тот же молодой человек. За эти несколько бесед он совершенно очаровался Эльфи, в последний день взволнованно и настойчиво уверял, что он ее найдет и не потеряет, очень возвышенно говорил о своих чувствах, просил описать ее наружность, цвет платья. Сказал, что они подглядывают на прогулках и всю нашу камеру хорошо знают — ее нельзя не узнать — в ней горбунья. Я, как обычно, причесывалась у волчка и чуть не выронила гребенку. Посмотрела — все женщины, сидевшие за столом, как-то сжались и напряглись. Эльфи грустно повернулась к нам, оглядела всех, остановила свой взгляд на самой хорошенькой и очень, как потом оказалось, противной. Она тоже была «коровой». Выпущенная на волю побывала у наших родных (у моей тети Зины тоже), все ей радостно давали деньги. Эльфи описала наружность этой Аманды — ее светлые волосы, ее нарядное розовое платье. Молодой человек просто захлебывался от радости, говорил, что он именно на нее всегда смотрел.
Несколько дней Эльфи была очень грустная. Я же думала о том, что никогда в жизни у Эльфи не повторится счастье слушать слова любви, быть предметом восторга и поклонения. Горб заслонит ее душу. Только тюремные стены скрыли на три дня ее уродство, была только ее душа.
Вскоре Эльфи вывели из камеры. По-видимому, состоялся суд. В условленном месте в бане было нацарапано 100! И внизу — 2 х 25, 5 х 10!
Не поскупились.