Подготовка НКВД СССР к новому этапу репрессий

 НКВД СССР был не только главным инструментом репрессивной политики, но и одним из тех исполнительных органов СССР, которые испытали на себе все последствия сталинской карательной политики.
За годы, предшествовавшие массовому террору, сформировалась значительная плеяда сотрудников органов государственной безопас-

1  РГАСПИ. Ф. 558. Oп. 11. Д. 175. Л.82.
2     Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» — Николай Ежов... С. 80.291-292.

ности, которые готовы были послушно выполнять любые указания правящей большевистской партии. Последние попытки каким-либо образом противостоять огромному количеству необоснованных арестов и предъявления вымышленных обвинений были подавлены Сталиным в августе 1931 года. Выходец из дворянской семьи, начальник Особого отдела ОГПУ Я. К. Ольский и начальник Секретно-оперативного управления Е. Г. Евдокимов вместе с группой чекистов выступили с критикой действий заместителя Председателя ОГПУ Ягоды, который фактически являлся руководителем органов госбезопасности. Тяжело больной Председатель ОГПУ В. Р. Менжинский только номинально был главой ведомства. Последние несколько лет он мало двигался и принимал посетителей у себя в кабинете полулежа на диване. Неоднократные обращения к Сталину с просьбой освободить его от должности не принимались в расчет.
В это время в стране происходили массовые аресты бывших офицеров царской армии, обвиняемых в «контрреволюционной» деятельности. Ягода систематически докладывал Сталину о ходе следствия. Об особенно значительных «успехах» в разоблачении «контрреволюционных организаций» и большом количестве арестованных докладывал в центр и Председатель ГПУ Украины В. А. Балицкий. Правда, первоначально он не проявлял инициативу. Из центра приехала комиссия, которая за двадцать четыре часа выявила массу «контрреволюционеров». Балицкий получил строгое предупреждение от Менжинского за неудовлетворительное состояние дел. Балицкий сделал соответствующие выводы и вскоре информировал Москву о том, что подведомственные ему органы госбезопасности предотвратили попытку военных организовать вооруженное восстание на Украине. По делу «Весна» в общей сложности было арестовано более 3000 офицеров и генералов, начинавших службу в царской армии.
Ольский, Мессинг и ряд других чекистских руководителей пытались убедить власти в том, что данное дело является фальсификацией, однако тот расценил их действия как склоку внутри органов госбезопасности.
На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 6 августа 1931 года было утверждено директивное письмо, подписанное Сталиным, адресованное секретарям ЦК национальных компартий, крайкомов и обкомов партии, а также узкому активу работников ОГПУ, в котором разъяснялись причины кадровых перемен в руководстве карательного ведомства. Ряд членов Коллегии ОГПУ, включая начальников Особого отдела Ольского и Секретно-политического управления Евдокимова, были уволены или переведены на другие должности. За формулировками письма «о нетерпимой групповой борьбе против руководства ОГПУ» скрывалось осуждение их резко негативной оценки «липовых дел» и массовых арестов бывших военспецов в Красной Армии.
Исходя из особого, предвоенного, как считал Сталин, состояния СССР, пристальное внимание он уделял органам государственной безопасности, и в этом контексте аресты ряда сотрудников НКВД, которые происходили и ранее, в данных обстоятельствах приобретали иной смысл. В органах НКВД СССР, в частности, в структурах Иностранного и Контрразведывательного отделов работало значительное количество сотрудников — поляков по национальности. Уже в майском 1934 года решении Политбюро ЦК ВКП(б), которое касалось вопросов ведения разведывательной деятельности отмечалось: «При отборе особое внимание обращать не только на соц. происхождение, но и на национальность, учтя, что националистические настроения могут быть источником измены и предательства» 1.
До весны 1937 года сотрудники аппарата Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, выполнявшие «социальные заказы» правящей партии, фактически не подвергались репрессиям. Единичные аресты поляков — сотрудников органов НКВД, явились отражением общего недоверия к польским эмигрантам. Первым звеном в цепи разоблачений польских «шпионов», якобы пробравшихся в органы государственной безопасности, стало дело Ю. И. Маковского, заместителя начальника Особого отдела управления НКВД Омской области, а ранее сотрудника ИНО ГУГБ. Как и большинство других поляков, работавших в госбезопасности, он был принят на службу в органы ВЧК по распоряжению Ф. Э. Дзержинского. Необходимо отметить, что значительную часть сотрудников контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД СССР, работавших по польской линии, составляли поляки (И. И. Сосновский, К. С. Баранский и др.), причем некоторые из них в прошлом были кадровыми сотрудниками спецслужб Польши. Маковский был арестован по указанию Ягоды в феврале 1936 года. На конспиративной квартире за рубежом в его сейфе было обнаружено гораздо больше денег, чем он указал. Там же хранились письма сестры Маковского, проживавшей в Польше. В этих письмах среди знакомых упоминались видные государственные чиновники Польши. Все это дало основания для подозрений. Участь арестованного попытался смягчить Ягода. В письме Сталину он писал, что во время работы Маковского в органах не произошло провалов, хотя и допускались некоторые нарушения конспирации. Ягода направил свое письмо 3 февраля 1936 года, а 7 февраля Сталину по этому же вопросу написал записку Ежов. Письмо было составлено Ежовым таким образом, чтобы было вызвать у Сталина подозрительность в отношении позиции наркома внутренних дел Ягоды. Несколько абзацев своего письма Ежов начинал со слов: «Товарищ Ягода не сообщает». Тем самым он старался показать, что Ягода руководствуется узко ведомственными интересами и прикрывает «польского шпиона» Маковского. В течение почти полутора лет следствия ныне реабилитированный Маковский, отрицал все выдвинутые против него обвинения 2.

1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 16. Л. 64-66.
2 АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 24. Л. 26.

Снятие Ягоды с должности наркома внутренних дел в сентябре 1936  года не отразилось на судьбе подавляющей части как руководящего состава, так и ридоиых сотрудников ведомства. Смещение Ягоды было скорее свидетельством общего недовольства Сталина личностью наркома, который, по его мнению, слишком пассивно вел борьбу с оппозицией. И это — несмотря на то, что Ягода провел огромную работу по подготовке августовского процесса, послушно выполняя все указания Сталина. 25 сентября Сталин подписал распоряжение о снятии Ягоды — в связи с имевшим место опоздании в четыре года в разгроме троцкистско-зиновьевской оппозиции; 29 сентября было принято постановление о резком ужесточении борьбы с оппозицией.
Многочисленные аресты в среде работников НКВД после прихода туда Ежова явились продолжением общего недоверия и подозрительности к этническим полякам. В ноябре-декабре 1936 года были арестованы бывший сотрудник советской резидентуры в Польше В. Илинич, которого также обвинили в сотрудничестве с польской разведкой, хотя на протяжении нескольких лет он давал ценную информацию по Польше, которой доверял Сталин. Другим видным сотрудником-поляком, арестованным и обвиненным в шпионаже в пользу Польши, стал бывший заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР И. И. Сосновский. В процессе следствия к обоим арестованным применялись методы физического воздействия, и в результате оба сознались, что принадлежали к Польской организации войсковой (ПОВ) и действовали по указаниям разведывательных органов Польши.
 Поиски троцкистов и аресты партийных и советских работников, начавшиеся в массовом порядке с конца 1936 года, затронули и других сотрудников НКВД. После того как в показаниях арестованного 19 декабря 1936 года в Азово-Черноморском крае секретаря райкома города Ростова на Дону С. X. Варданяна прозвучало имя начальника Таганрогского горотдела НКВД Е. Баланюка, тот был незамедлительно арестован 1.
 Бывший секретарь Сталинского райкома партии Гогоберидзе на допросе упомянул трех работников НКВД, из которых двое к тому времени уже были арестованы. Сталин внимательно прочитал весь 40-страничиый протокол допроса и отметил в нем карандашом фамилии партийных и советских работников, это означало необходимость ареста. Он подчеркнул фамилию начальника Новочеркасского горотдела НКВД Шаповалова и на первой странице сопроводительной записки Ежова, где сообщалось об арестованных сотрудниках НКВД, вписал: «А Шаповалов?» 2 Он не знал, что Шаповалов по указанию Ежова уже арестован. В резолюции февральско-мартовского пленума 1937 года тот упоминался как троцкист-предатель наряду с Баланюком. Шаповалова и Баланюка обвиняли в том,

1   АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 266; Л. 64.
2  Там же. Д. 299. Л. 70.

что они информировали членов «троцкистских» организаций о материалах, имевшихся на тех в НКВД. Это обвинение формально могло соответствовать действительности, поскольку, получая нз центра директивы об усилении борьбы с оппозиционерами, сотрудники НКВД рассказывали о некоторых фактах руководителям партийно-советских органов.
 В марте 1937 года был арестован заместитель начальника Красноярского горотдела НКВД С. Буда. Причиной его ареста стал предшествующий арест его брата Н. Буды. Весной 1937 года сотрудники УНКВД по Красноярскому краю раскрыли «заговор красных партизан», недовольных политикой советской власти в деревне. Главным обвиняемым стал бывший нарком земледелия РСФСР В. Г. Яковенко, который в годы гражданской войны командовал одной из партизанских армий в Красноярском крае, а в 1920-е годы подписывал заявления оппозиции. Арест Яковенко и Буды, также в прошлом командира партизанского отряда, повлекли за собой и арест начальника горотдела НКВД. Обвинения, ему предъявленные, были стандартными и заключались в том, что он якобы скрывал от арестов «троцкистов и правых», и поэтому они не были выявлены ранее 1.
 Началась кампания арестов сотрудников НКВД, которые должны были ответить за то, что произошло запоздание на четыре года с разоблачением троцкистских организаций. Ежов должен был объяснить Сталину причины «неправильной» предшествующей карательной политики НКВД. Первым ответственным за указанные ошибки среди высокопоставленных чекистов стал начальник Секретно-политического отдела Г. А. Молчанов. Именно на его отдел возлагалась задача борьбы с антипартийными группировками и антисоветскими партиями. Компрометация Молчанова началась с письма А. И. Радзивиловского на имя Ежова, в котором он обвинял начальника СПО ГУГБ НКВД в том, что тот тормозил расследование дел по троцкистам, при этом все «троцкисты» были подробно в письме перечислены. Выбор именно Радзивиловского не был случайным. С начала 1930-х годов он возглавлял СПО УГБ Москвы и области и был в курсе всех оперативных разработок. Написать письмо Ежову ему посоветовал В. Е. Цесарский, начальник учетно-регистрационного отдела НКВД, работавший в свое время с Ежовым в аппарате ЦК ВКП(б). И сделано это было, скорее всего, по заданию Ежова. Позднее Цесарский рассказал Радзивиловскому, что письмо спасло его, поскольку иначе он бы был арестован. Действительно, в докладе Ежова на февральско-мартовском пленуме 1937 года Радзивиловский упоминался наряду с Молчановым.
Критика деятельности Ягоды, Молчанова, Артузова и других как бывших, так и действующих руководителей НКВД была дана на активе оперсостава ГУГБ 19-21 марта 1937 года, где Ежов предоставил со-

1 ЦА ФСБ. АСД P-8409. Л. 137.

трудникам полную свободу выражения своего отношения к руководству. Все это стало подготовкой к неминуемым арестам в НКВД, которые развернулись но двум направлениям. После ареста 29 марта 1937 года Ягоды в первую очередь, в течение месяца были арестованы руководители основных оперативных отделов. Имена главных участников «заговора в НКВД» назвал 29 апреля 1937 года Ягода в ходе допроса, протокол которого был направлен Сталину.
 Итак, в так называемый «штаб» заговора входили: бывший заместитель наркома НКВД Г. Е. Прокофьев, начальник Оперативного отдела К. В. Паукер, заместитель начальника оперода 3. И. Волович, начальник Особого отдела М. И. Гай, секретарь Особого совещания бывший секретарь НКВД СССР П. П. Буланов, бывший начальник ИНО ГУГБ А. X. Артузов, начальник транспортного отдела А. М. Шанин, начальник административно-хозяйственного управления И. М. Островский. Одни должны были ответить за четырехлетнее опоздание в разгроме троцкистско-зиновьевского блока, прежде всего начальник СПО Молчанов, который и был арестован первым в феврале 1937 года. Другие обязаны были понести наказание за то, что в НКВД «проникли» иностранные шпионы. Начальник объединенного ОО-КРО Гай быстро сознался в том, что он являлся немецким шпионом.
 Сам арест Ягоды Сталин преподнес как дело особой государственной важности «ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений». В постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 марта подчеркивалась особая «опасность оставления Ягоды на воле хотя бы на один день». Уже после того как Ягода был арестован, Сталин обратился к членам ЦК ВКП(б) за получением формальной санкции на арест наркома. Важно отметить, что Ежов, в отличие от других руководителей наркоматов, не ограничился разоблачением заговорщиков, а представил аресты в качестве раскрытого «заговора в НКВД».
Некоторые сотрудники, наиболее приближенные к арестованным, покончили жизнь самоубийством. Для того чтобы отвести удар от действующих работников, Ежов включил в показания Ягоды в качестве участников заговора помощника начальника КРО ГУГБ И. И. Чертока и начальника УНКВД Горьковской области М. С. Погребинского.
Часть руководящих работников со значительным опытом работы и являвшихся разработчиками оперативных директив, инструкций и приказов, своеобразных «интеллектуалов карательной политики», «жандармов социализма», по образному выражению Гая, не сразу попала под репрессии. К ним можно отнести начальника Контрразведывательного отдела Л. Г. Миронова и заместителя наркома НКВД Я. С. Агранова. Например, Миронов, которого при Ягоде называли «ученым евреем», отличавшийся от остальных руководителей ясностью и четкостью мышления, был командирован во главе группы сотрудников в апреле 1937 года в Сибирь и на Дальний Восток для выполнения важного задания — «разоблачения» «контрреволюционных» формирований в армии и на транспорте.
Особая роль аппарата Главного управления госбезопасности НКВД СССР заключалась в том, что именно на него возлагалась главная задача по ликвидации последствий «вредительства» в различных отраслях промышленности, на транспорте, то есть фактически во всех сферах жизни страны. Это причина того, что многие руководители сохраняли свои посты в УНКВД, поэтому Ежов не мог организовать массовые аресты немедленно. Но они продолжались среди так называемых ягодинских кадров, среди верхушки УНКВД, тесно связанной с партийными руковдителями, имевшими дружеские отношения с арестованными, а также среди тех, кто проявлял инертность в работе.
Поводы для арестов были самыми разнообразными. 6 июня В. А. Балицкий, переведенный с Украины в Дальневосточный край, получил секретную шифровку из Москвы, в которой ему предлагалось тайно арестовать руководителя группы чекистов начальника Экономического отдела ГУГБ НКВД СССР Миронова. 7 июня он доложил о выполнении приказа. А уже 19 июня Балицкий получил от Ежова указание сдать дела и прибыть в распоряжение НКВД СССР. Нарком направил ему и выдержки из письма начальника УНКВД Западно-Сибирского края С. Н. Миронова, который присутствовал при разговоре Балицкого с секретарем крайкома Западно-Сибирского края Р. Эйхе. Во время этого разговора Балицкий говорил о поведении Ягоды, «топившего» во время допросов виновных и невиновных и оговаривавшего многих чекистов. Обстановка в органах НКВД, жаловался Балицкий, сложилась такая, что арестовать могут в любой момент и получить любые показания, так как в Лефортовской тюрьме арестованных били. Упомянул он и о своем знакомстве с Якиром. В своих высказываниях он косвенно осуждал и нового наркома Ежова, дававшего санкции на многочисленные аресты. Так что Балицкий имел все основания для опасений. Во время арестов бывшего руководства НКВД СССР в мае 1937 года он был снят с должности наркома НКВД Украины и переведен начальником УНКВД Дальневосточного края. В своем письме Ежов заметил, что Балицкому с такими настроениями нельзя работать в НКВД. Не помогли бывшему наркому НКВД Украины и обращения к Ежову и Сталину. Сталина, с которым он встречался на протяжении 1930-х годов более двадцати раз, Балицкий хотел убедить в своей преданности. «Чувства жалости к врагу нет, сам умело и не раз применял самые острые формы репрессии» — писал генсеку бывший нарком Украины. Значительное место в своем заявлении на имя Сталина он отводил доказательствам того, что не знал о вражеской работе Якира. Балицкий был арестован, а затем расстрелян 1. Другой видный руководитель органов госбезопасности бывший начальник УНКВД

1 АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 33. Л. 81-85.

Свердловской области И. Ф. Решетов был обвинен в связях с арестованным секретарем обкома И. Д. Кабаковым.
Параллельная волна арестов в Главном управлении госбезопасности НКВД СССР носила ярко выраженный национальный характер. В своем выступлении на февральско-мартовском пленуме 1937 года Н. Ежов отмечал, что еще после убийства Кирова Сталин рекомендовал обратить внимание на Сосновского. Аресты этнических поляков М. Мазепуса и И. И. Сосновского стали началом массовых арестов поляков, работавших в органах в органах НКВД.
 Особенность этих арестов заключалась в том, что они затронули не только руководящий состав НКВД СССР, но и среднее звено оперативного состава. Так, помимо начальника УНКВД Саратовской области Р. А. Пилляра, начальника Южно-Казахстанского УНКВД С. Ф. Пинталя, было арестовано руководство отделений и рядовые оперработники как в центре, так и на местах, среди них К. И. Романовский, С. М. Глинский, И. Ф. Бжозовский и многие другие. Фактически это было началом польской операции, в ходе которой были арестованы замнаркома пищевой промышленности М. А. Логановский, замнаркома оборонной промышленности Р. А. Муклевич и др. Ситуация в органах госбезопасности вносила нервозность в работу остальных сотрудников, опасавшихся новых арестов. 13 апреля 1937 года Сталин ознакомился с анонимным письмом, в котором говорилось об обстановке, сложившейся в НКВД. Неизвестный автор сообщал, что многие сотрудники боялись ареста, не понимали ситуацию, как могло случиться так, что весь руководящий состав состоит из жуликов и предателей. Письмо заканчивалось просьбой к генсеку лично проверить ситуацию и прекратить истребление людей 1.
 Возможно, это письмо повлияло на отношение Сталина к основной массе руководителей ГУГБ НКВД СССР. В преддверии массовых репрессий Сталин не мог допустить, чтобы боевой отряд, вооруженная часть партии была парализована, тем более, что наиболее близкие к Ягоде и арестованным партийным руководителям сотрудники НКВД были уже репрессированы.
В течение июня — июля 1937 года более 170 работников НКВД СССР, прежде всего руководящий состав, были награждены орденами и медалями. Эти награждения можно рассматривать как психологическую поддержку Сталиным сотрудников госбезопасности в условиях, когда было арестовано все высшее руководство центральных оперативных отделов Главного управления НКВД во главе с наркомом Ягодой
Но установка на поиски «шпионов и вредителей» сохранялась и придавала новый импульс в деятельности НКВД. 21 июня 1937 года, выступая на активе оперсостава НКВД Украины, заместитель наркома

1 АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 405. Л. 64-65.

внутренних дел Фриновский рассказывая о заседании Военного Совета, призвал активизировать поиск иностранных aгентов.
 Эта работа в НКВД Украины велась, по мнению Фриновского, слишком инертно. Он потребовал тщательно учесть всех, проходивших по показаниям арестованных троцкистов и правых, и активизировать деятельность. Он процитировал также слова Ежова, который после мартовского 1937 года актива ГУГБ НКВД заявлял, что в его ведомстве актив был самый острый и принципиальный, поскольку прямо на заседании актива выписывались ордера на аресты сотрудников. И грозным преддверием чистки прозвучало утверждение Фриновского о том, что в аппарате НКВД Украины имелись агенты польской, немецкой и даже французской разведок.
 Всего к концу июня 1937 года было арестовано 140 сотрудников подразделений Главного управления государственной безопасности НКВД.
Кампания по ликвидации последствий «вредительства» в НКВД ничем не отличалась от аналогичных, проводимых в других государственных учреждениях. Специфика репрессий по отношению к НКВД состояла в том, что Ягода был одним из первых репрессированных руководителей общесоюзного наркомата, и этот арест дал повод преемнику Ягоды Ежову убедить Сталина в реальности заговора в НКВД.