Преп. Сергий / К началу

[Закон Христов] [Церковь] [Россия] [Финляндия] [Голубинский] [ Афанасьев] [Академия] [Библиотека]

Карта сайта

Академик Е. Е. ГОЛУБИНСКИЙ

СВЯТЫЕ КОНСТАНТИН И МЕФОДИЙ — АПОСТОЛЫ СЛАВЯНСКИЕ

Опыт полного их жизнеописания

[<назад][содержание] [вперед>]

Деятельность Мефодия в Моравии

Обращаемся к переселению Мефодия из Паннонии в Моравию. В своем рассказе об этой последней стране выше мы остановились на том, что ученики Константина, получившие посвящение в Риме, отправились на родину вместе с Мефодием. Готовленные и поставленные во священники затем, чтобы начать в стране родное, славянское богослужение, они, нет сомнения, и действительно сделали это; латинское богослужение, конечно, еще не было при этом вытеснено из Моравии окончательно, потому что число новопоставленных священников, сколь бы ни представляли мы его значительным, во всяком случае далеко не могло быть столь великим, чтобы достало его для всех приходов страны; но по крайней мере теперь могло быть открыто славянское богослужение в значительных, сборных пунктах всех округов страны, и таким образом открылась возможность для всех крещеных ее жителей слышать богослужение на родном языке, по крайней мере, несколько раз в году.

Нет сомнения, что с величайшим восторгом встретили моравы прибывших из Рима своих новопоставленных священников. Но с ними случилось подобное тому, что с князем Блатенским: радость их продолжалась очень недолго и неожиданно сменилась горем. Новопоставленные священники возвратились на родину в середине или в конце 869 года, когда Моравия находилась в войне с немцами, хотя война эта была для моравов страшно бедственна, потому что немцы пронесли по их стране из конца в конец огонь и меч; но так как тем не менее концом ее был такой мир, по которому они получили полную независимость от немцев (70), то славянскому богослужению у них ничего более не ожидалось, как спокойное процветание и скорое повсеместное водворение. Но моравов, только что достигших верха благополучия, неожиданно постигло несчастье. Племянник великого князя Ростислава, Святополк, бывший удельным князем неизвестной по имени области, по неизвестной причине неожиданно передался со своим уделом немецкому князю (собственно сыну короля, Карломану). Ростислав, разгневанный этой изменой Святополка, хотел схватить и убить его, но, перехитренный последним, сам был захвачен им и немедленно предан тем же немцам. Следствием этого последнего поступка Святополкова было то, что Моравия, только что добившаяся полной независимости от немцев, немедленно очутилась в такой полной их власти, в какой прежде не бывала: сын короля Людовика, Карломан, без всякого препятствия вступил в страну, лишенную государя, во всех городах и крепостях поставил своих немецких чиновников, хотя верховную власть с титулом великого князя отдал Святополку, но приставил к нему двух своих графов (71). Эта несчастная катастрофа, случившаяся со страной, не могла не быть тяжким бедствием для Моравской Церкви, именно: хотя положительно и неизвестно нам, но само собой не может подлежать никакому сомнению, что немцы тотчас же после того, как овладели Моравией, самым решительным образом воспретили в ней славянское богослужение. Поставленные в Риме моравские священники, как мы говорили выше, возвратились на родину в середине или конце 869 года. Ростислав был захвачен Святополком, и Моравия занята немцами в середине 870 года, следовательно, на этот первый раз славянское богослужение совершалось в моравских церквах или около года, или, что вероятнее, полгода.

Выше мы видели, что после и вследствие посольства Ростиславова в Константинополь моравы были освобождены папой от власти ненавистных для них немецких епископов, и страна их была причислена к церковному округу Венецианского митрополита. Но в первые годы правления Святополка, как увидим ниже, духовенство у моравов опять было немецкое. Когда же случилось это возвращение Моравии снова под власть немецких епископов? Оно не могло случиться никогда более, как именно в это указанное нами сейчас время неограниченного господства немцев над страной. Ненавистно было для немцев славянское богослужение; но сколько само по себе, столько еще и потому, что для этого богослужения должны были явиться у моравов и других славянских народов собственные славянские священники и епископы, что моравы и другие славяне должны получить собственное, независимое от них церковное управление, то есть славянское богослужение было ненавистно для немцев сколько само по себе, столько еще и потому, что, во-первых, через него духовенство немецкое лишалось своих десятин и всех вообще церковных доходов со славянских стран, что, во-вторых, государственная власть немецкая лишалась в церковной зависимости славян одного из самых действительнейших средств к политическому их подчинению. Из всего этого очевидно, что для немцев не могло быть большого различия, совершается ли в Моравии богослужение славянское, или богослужение латинское, но только не их, немецкими, а итальянскими священниками, то есть из всего сказанного очевидно, что последнее обстоятельство было для них ненавистно столько же, сколько и первое. Долго пришлось немцам терпеть в Моравии итальянских священников и уступать доходы с нее этим последним; но вот неожиданно для них судьба предала страну в самую полную их власть, и нет сомнения, они не дозволили оставаться в ней своим соперникам ни одной минуты. Моравия не насильственно занята была итальянским духовенством, а была передана ему папою; но если с совершенной бесцеремонностью немецкие епископы схватили и послали в ссылку поставленного папою в епископа Паннонского Мефодия, то риск оскорбить папу здесь был нисколько не больший, если не меньший, а следовательно, надлежит думать, что они прогнали итальянских священников с бесцеремонностью нисколько не меньше той, какую показали относительно Мефодия.

Неожиданным образом судьба предала моравов в самую полную власть немцев. Но это еще не был их последний час; может быть, для того, чтобы не оставаться совсем без утешения в дни будущего долгого рабства, они имели еще пережить золотой век Святополка, а в церковном отношении видеть страну свою независимой славянской митрополией. В изложении гражданских событий Моравии выше мы остановились на том, что, посадив на престол великокняжеский Святополка, король немецкий оставил ему только один пустой титул, а всю действительную верховную власть вручил двум собственным своим чиновникам. Святополк был вовсе не из тех людей, которые могут довольствоваться подобным жалким положением: добыв престол своего дяди, он немедленно начал стремиться к его власти. Неизвестно, что именно он делал и предпринимал, но следствием его властолюбивых стремлений на первый раз было то, что скоро он был обвинен перед королем в вероломстве и, низведенный с престола, подобно Ростиславу, заключен в темницу. Так как с низложением этого второго князя Моравии угрожало окончательное порабощение, то народ для своей защиты и для прогнания из страны немцев восстал поголовно; чтобы не быть без предводителя, силою возвели на великокняжеский престол одного из родственников бывшим князьям, бывшего до избрания в князья священником и, по всей вероятности, принадлежащего к числу учеников Константиновых, по имени Славомир. Между немцами и моравами началась война, и счастье было постоянно на стороне последних. Когда происходило это, король нарядил суд над Святополком, и так как на суде он найден был невинным, то был освобожден на волю. Желая заставить Святополка забыть нанесенную ему тяжкую обиду, король осыпал его почестями и дарами, но последний сгорал жаждою мщения и, кроме того, уже успел теперь размыслить и убедиться, что латинская политика Моравского государя по отношению к немцам не та, которой он следовал доселе, а та, которой следовал его великий дядя, то есть успел размыслить и убедиться, что ограждать себя от притязаний немцев можно не заискивая перед ними, а только силою оружия. Имея в виду возвратить себе потерянный престол, Святополк повел себя перед немцами необыкновенно искусно и достиг того, что король поручил ему начальство над войском, посланным против моравов. Подступив к стольному городу Моравии Велеграду, Святополк под предлогом увещания осажденных к покорности отправился в крепость; немедленно провозглашенный здесь великим князем, он со всем моравским войском бросился на лагерь немецкий, и так как нападение совершенно было неожиданным для немцев, то истребил их чуть ли не до единого человека. Эта победа доставила Моравии независимость от немцев; но последние не захотели остаться неотмщенными и отказаться от страны, не сделав новых попыток завоевания, и поэтому война продолжалась. Счастье, как и в первый период этой войны, было на стороне моравов: Святополк мужественно и успешно отражал все деланные на него нападения и скоро перешел из положения оборонительного к деятельности наступательной, внеся войну и опустошение в пределы королевства. Тогда немцы после трехлетних напрасных усилий увидели себя принужденными заключить со Святополком мир. Это было в 873 году (72).

Возвратимся теперь к Мефодию, прибытие которого в Моравию в сане митрополита этой страны относится ко времени, непосредственно следовавшему за окончанием войны Святополка с немцами. Рассказав, как Мефодий по требованию папы был освобожден из заточения и как возвратился к Коцелу на свою епископскую кафедру, автор Жития продолжает: «Приключи же ся тогда, моравляне очущьше немецкыя попы, иже живяху в них не прияюще им, не ков кующе на ня, изгнаша вся, а ко апостолику послаша, глаголюще: «яко и первее отци наши от святого Петра крещение прияли, то даждь нам Мефодия, архиепископа и учителя»». Священники немецкие вторично завладели Моравией, находившейся со времени посольства в Константинополь под властью Венецианского митрополита, как говорили мы выше, в 870 году, когда Святополк предал немцам Ростислава, а с ним и страну. Когда они вторично были из Моравии прогнаны? Мы видим, что следовало за изложением Ростислава, именно — возведение Святополка на великокняжеский престол, его низведение с престола и заключение в тюрьму, его освобождение из тюрьмы и вторичное восшествие на престол и, наконец, продолжавшаяся два года война с немцами и мир с ними. Нет сомнения, священники немецкие, жившие в Моравии, ковали ковы на моравов в пользу немцев именно во время войны одних с другими после вторичного восшествия Святополка на великокняжеский престол; следовательно, в это именно время, то есть в промежуток 871—873 годов, и могли быть прогнаны священники из Моравии. Но так как, во-первых, они были прогнаны уже после того, как Мефодий был освобожден из заточения и возвращен был на свою Паннонскую епископскую кафедру, а это последнее событие не могло иметь места ранее начала 873 года, так как, во-вторых, вероятнее думать, что моравы начали хлопотать о собственном, ни от кого независимом (разумеется, ни от кого, кроме папы) митрополите для своей страны, в чем состояла их просьба к папе о Мефодии, не ранее того, как увидели, что сохранят свою политическую независимость, то есть или при окончании войны с немцами, когда счастливый исход для них (моравов) был уже несомненен, или даже после заключения мира,— то следует частнее думать, что священники немецкие были прогнаны моравами в 873 году, а именно во второй половине этого года. Причиной изгнания священников автор Жития выставляет именно то, что они ковали ковы против моравов. Но, говоря таким образом, автор передает дело не в надлежащей его полноте: указанное обстоятельство было только одною из причин, и притом причиною вовсе не главною. Пример Коцеловой Паннонии показывает Святополку, что для народов славянских, желавших иметь собственное, ни от кого независимое церковное управление, возможно было добиваться этого от папы; но для князя Моравского, только что успевшего заставить немцев признать политическую независимость своей страны, что могло быть желательнее, как не эта церковная от них независимость, без которой никогда не могла быть прочной независимость политическая! Таким образом, Святополк изгнал бы немецких священников из своей страны и в том случае, если бы они вовсе не думали делать чего-нибудь недоброго по отношению к моравам, и изгнал их, главным образом, потому, что хотел получить для страны своей независимое церковное управление. Что касается до Мефодия, то, замыслив испросить у папы своего собственного митрополита, кого более мог Святополк желать себе в митрополиты, как именно не его? Само собой разумеется, что с независимой митрополией государь Моравский желал и славянского богослужения, и, следовательно, он должен был желать себе в митрополиты именно Мефодия, а не кого-нибудь другого, так сказать, необходимым образом.

Итак, Святополк прогнал из Моравии всех немецких священников. После этого он отправил к папе с просьбою, чтобы страна его была сделана независимою от немцев архиепископиею (или митрополиею, что одно и то же) и чтобы в архиепископы дан был Мефодий. Мы говорили выше, почему папа Адриан II с великой готовностью исполнил просьбу Коцела дать ему независимого от немецкой митрополии епископа и чем он доказал свое право на взятую у митрополита часть его епархии; с готовностью исполнена была просьба Коцела, между прочим, потому, что желания князя вполне совпадали с собственными видами главы католичества, одною из важнейших задач которого было в то время ослабить силу и значение провинциальных митрополитов; свое право взять Коцелову область у митрополита папа доказывал тем, что Паннония была подведома непосредственно папам в древние времена и что, таким образом, перечисляя страну из ведения митрополита в свое непосредственное ведение, он только возвращал себе свою исконную область. Законен или незаконен был предлог, который выставлял папа, лишая митрополита немецкого части его епархии, это вопрос сам по себе, но важно было то, что он выставлял этот предлог, что, стремясь к ослаблению силы митрополитов, он действительно пользовался этим предлогом, чтобы урезывать епархии митрополитов, — и моравы, которые должны были следить за делом о поставлении Мефодия в епископа Паннонского с живейшим интересом, а поэтому и хорошо знать его историю, само собою естественно, немедленно и самым крепким образом приняли к сведению указанное, столько близко касавшееся их обстоятельство. Когда обратились они теперь к папе с просьбою, чтобы страна их была сделана независимой от немцев митрополией, то представили ему именно тот резон, который и надлежало выставить, чтобы папа мог найти просьбу законною и основательною. Коцелу папа дал особого и независимого от немцев епископа потому, что Паннония в древние времена принадлежала непосредственно престолу святого Петра; точно так же моравы просили у папы независимого от немцев и непосредственно ему подчиненного митрополита на том основании, что страна их — законное непосредственное достояние папского престола. «Дай нам Мефодия в особые для нас митрополиты, — говорили они папе,— поелику отцы наши и первоначально приняли крещение от святого Петра». Моравия приняла крещение вовсе не от святого Петра, то есть вовсе не от проповедников римских, а от немцев... Просьба моравов, подобно тому, как года три с половиной просьба Коцела, и по тем же самым расчетам и побуждениям, была немедленно исполнена папою. Счастливое было для западных славян время, когда расчеты делали пап их сторонниками...

После возведения в сан епископа Моравского Мефодий уже не подвергался новым превратностям судьбы; прибыв на свою кафедру, он постоянно оставался на ней до самой своей смерти. Таким образом, Рассказ об этом новом периоде жизни Мефодия должен быть последним сказанием в нашей повести о святых Славянских Апостолах. В этот последний период жизни Мефодия, о котором мы хотим говорить, имела бы для нас величайший интерес его деятельность. Первый славянский митрополит, он устроял первую славянскую Церковь; так как деятельность ему суждена была довольно продолжительная, то нет сомнения, что и труд, которому она была посвящена, не был только начат, а более или менее был доведен до своего конца. Таким образом, в высочайшей степени желательно было бы нам знать со всею возможною подробностью, какие именно устройства имела первая славянская Церковь, в высочайшей степени желательно было бы со всею ясностью и живостью созерцать перед собой полный образ этой первой славянской Церкви. Но, к несчастью, автор Мефодиева Жития, подобно всем древним писателям житий и летописных сказаний, понимал свою задачу так, что составляющее самое главное для нас он обходит почти совершенным молчанием: предмет его повествования составляют одни только особенные, в том или другом отношении замечательные случаи из жизни Мефодия, а что касается до деятельности, по его отношению к ней он ограничивается одной краткой и общей похвалой.

Те немногие слова Жития, в которых находим известие вообще об архиепископской деятельности Мефодия, суть следующие: «Князь Святополк встретил Мефодия (прибывшего к нему от Коцела в сане архиепископа) со всеми моравлянами и поручил ему все церкви и священников во всех городах, и от того же дня вельми начало расти Божие учение, и священники (начали) умножаться во всех городах, и язычники веровать в истинного Бога, оставляя свое нечестие». Конечно, очень немногое узнаем мы из этих слов об архиепископской деятельности Мефодия, но по необходимости приходится довольствоваться этим немногим. «Священники, — говорит автор, — начали умножаться во всех городах, язычники веровать в истинного Бога»; дать стране достаточное количество священников и окончательно водворить в стране христианство — это действительно были два дела, которым прежде всего и более всего должен посвятить свои заботы Мефодий. Святополк, прогнавший от себя всех немецких священников, конечно, не имел ни малейшей охоты снова призывать их в страну с их латинским богослужением, а желал и требовал, чтобы во всей Моравии богослужение установлено было исключительно славянское и священники были исключительно природные моравы; нет сомнения, что виды и желания самого Мефодия были совершенно одинаковы с видами и желаниями князя, то есть что он также хотел, чтобы в его славянской епархии духовенство и богослужение были исключительно славянские. Но если это так, то очевидно, что забота дать стране нужное количество священников должна была составлять самую главную заботу Мефодия. Прибыв в Моравию, Мефодий уже нашел в ней славянских священников; это были Константиновы и его собственные ученики, поставленные в Риме при жизни Константина; но как бы ни было значительно число их само по себе, во всяком случае оно, конечно, было совершенно ничтожно по отношению к целой стране. По необходимости довольствуясь первое время этими готовыми священниками, Мефодий немедленно после своего прибытия в страну должен был сделать то же, что сделал по своем прибытии в нее Константин, то есть немедленно избрать учеников и заняться их приготовлением к священству. Константин во время своего пребывания в Моравии не имел в виду наготовить священников для целой страны, но Мефодию нужно было сделать именно это последнее, а поэтому он не мог ограничиваться, подобно Константину, приготовлением только одного набора учеников; чтобы достигнуть цифры, которая бы удовлетворила хотя самой крайней нужде, он должен был приготовить один после другого целый ряд таких экстренных наборов. Таким образом, этому неотложному делу доставления стране священников Мефодий, по всей вероятности, посвящал главные свои заботы, по крайней мере, половину всего времени, проведенного на кафедре епископской. Довольно уже давно Моравия была страною христианскою, однако же язычество далеко еще не было изгнано из нее окончательным образом. Как было везде после крещения городов с их ближайшими окрестностями, язычество долго оставалось в Моравии по селам и деревням, и в то время, как страна получила своего собственного архиепископа, еще ожидала крещения если не большая, то по крайней мере, очень значительная часть ее сельского и деревенского населения. А таким образом, после заботы дать священников крещеной части страны другая главная забота Мефодия действительно должна состоять в том, чтобы крестить остальную часть страны, остававшуюся в язычестве. <...>

Обращаемся к тем немногим и отрывочным известиям о деятельности и судьбе Мефодия в сане архиепископа Моравского, которые находим в его Житии и в дошедших до нас официальных актах.

Автор Жития, приписывая Мефодию дар пророчества, в доказательство своих слов приводит три особенных случая. Первый случай. Один весьма сильный языческий князь, «седевший в Вислех», ругался и творил зло христианам; Мефодий послал сказать ему: «Добро бы тебе, сын мой, волей креститься на своей земле, потому что если не послушаешь, то все-таки будешь крещен, только неволей и в чужой стране, помянешь меня, когда это сбудется». «Это последнее и случилось», — прибавляет автор Жития, то есть князь действительно лишился престола и был неволей крещен. Другой случай. Раз Святополк вел борьбу с язычниками и не имел успеха; когда приблизился праздник святого апостола Петра, Мефодий послал к князю с такими речами: «Если обещается святой Петров день провести с воинами своими у меня, то верую в Бога, что немедленно предаст тебе врагов»; князь послушал архиепископа, и враги действительно были побеждены. Третий случай. Один весьма богатый моравлянин, саном княжеский советник, женился в слишком близком родстве, именно — на своей ятрави, или невестке (жене умершего брата); сколько Мефодий ни увещевал его расторгнуть противозаконный брак, но ничего не мог сделать: не слушая архиепископа, вельможа успокаивал себя речами тех латинских священников, которые рассчитывали на его серебро и которые ради этого ожидаемого серебра утверждали, что союз его правилен и законен; тогда Мефодий сказал упорному ослушнику: «Придет время, когда не в состоянии будут помочь тебе эти ласкатели; будете поминать мои слова, только будет уже поздно». Угроза Мефодия скоро исполнилась. «Внезапно, по Божию отступлению, — говорит автор Жития, — постигла их напасть, «и не обрелось места их, но исчезли они, как вихрь рассеивает прах». Все сейчас рассказанное нами, как замечали мы выше, автор Жития сообщает единственно по тому поводу, что желает представить читателю несколько примеров Мефодиева прорицания. К нашему счастью, автор выбрал такие примеры, из которых мы узнаем гораздо более того, что имел он в виду сообщить нам. Кто такой был князь, «седевший в Вислех»? Вислянами и Висляндией древние западные писатели называли народ и страну р. Вислы (73), то есть поляков и Польшу; и то же, нет сомнения, разумеет и наш автор, долго живший на западе. Но Польша в то время состояла еще из нескольких отдельных княжений; какое же именно из этих княжений разумеет автор Жития? Мефодий мог находиться в сношениях с тем из князей польских, которого владения были пограничные с Моравией; ближайшим к Моравии княжеством польским было княжество Краковское, и нет сомнения, что это именно княжество и разумеет автор Жития. В пользу этого предположения говорит и то обстоятельство, что Висляндией у западных писателей вообще называется вся Польша верхней Вислы, где находилось княжество Краковское (74). Кем пленен и кем крещен был князь Краковский? Шафарик, основываясь на некоторых данных, высказывает твердую уверенность, что Малая, то есть Краковская, Польша принадлежала к числу областей, которые признавали над собой власть могущественного государя моравов Святополка (75); мы со своей стороны находим уверенность Шафарика вполне основательною, и поэтому мы думаем, что князь Краковский был пленен Святославом Моравским и что он крещен был не кем иным, как самим Мефодием. Итак, автор Жития в своей повести о князе, сидевшем «в Вислех», неумышленно сообщает нам некоторые сведения относительно апостольской деятельности Мефодия. Другой из приведенных рассказов Жития, именно — рассказ о княжеском советнике, женившемся на своей близкой родственнице, должен вызвать в нашем уме ряд новых и иного рода представлений относительно деятельности Мефодия в сане Моравского архиепископа; рассказ должен напомнить нам, что пастырская деятельность Мефодия, по крайней мере наполовину, была тяжкой борьбой. Моравы были крещены, но христианство их, как замечали мы выше со слов современных свидетелей, было еще rudis christianitas, и в большинстве своем они сохранили еще языческие нравы. Величайшей благодарности исполнены были моравы к своему архиепископу, водворившему в стране их родное, славянское богослужение, и вообще искренне и глубоко чтили его и были привязаны к нему, но тем не менее, конечно, очень неохотно внимали его внушениям и убеждениям, когда дело касалось перемены нравов. Пример княжеского советника, конечно, вовсе не единственный пример, и только один из бесчисленного множества других подобных примеров: но пример этот показывает, что иногда приходилось бороться с упорством слишком решительным. Между языческими обычаями моравов, точно так же, как и всех славян, в особенности противны христианству были некоторые обычаи брачные; это именно: 1) заключение брачных союзов в слишком близких степенях родства и 2) слишком частое и по самым маловажным причинам допускающееся расторжение брака. Rambler's Top100