Замнаркома Яков Лившиц

23-30 января 1937 года военная коллегия Верховного Суда СССР под председательством В. Ульриха с участием государственного обвинителя А. Вышинского рассмотрела дела в отношении 17 человек: Пятакова Ю.Л., Сокольникова Г.Я., Радека К.Б., Лившица Я.А. и других. Согласно приговору, Пятаков, Сокольников и Радек были признаны виновными в том, что состояли членами так называемого «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Они якобы руководили его изменнической, диверсионно-вредительской, шпионской и террористической деятельностью с целью ускорения нападения фашистов на Советский Союз и содействия в захвате его территории, свержения Советской власти, восстановления капитализма… Другие обвинялись в не менее тяжких деяниях, в том числе шпионаже в пользу германской и японской разведок.

Приговоры более чем 50-летней давности по  этим делам отменил пленум Верховного Суда СССР. Восстановлены честные имена невинно осужденных. Среди них – заместитель наркома путей сообщения Яков Абрамович Лившиц.

Сегодня мы публикуем очерк, посвященный необыкновенной судьбе этого человека, имевшего немало заслуг перед Родиной. В материале использованы воспоминания жены и дочери Я. А. Лившица, его соратников и друзей по революционной борьбе.

По документам год рождения у него значится 1896, но родился он на год позже – родители хотели, чтобы он раньше отбыл воинскую повинность. Бедная еврейская семья жила тогда в городе Мозыре Минской губернии. Отец умер рано, оставив без всяких средств мать с четырьмя детьми. С 12 лет Яков вынужден был работать. В марте 1917 года вступил в партию большевиков.

Из воспоминаний члена КПСС с 1920 года Р.Н. Раговер:

«Мозырь был маленьким городом с тремя улицами и пригородами, где все знали всех и всё – обо всех. О семье Яши Лившица говорили: «самые бедные в городе». Мать его ходила «по людям»: убирала, стирала, готовила. Ходил с ней и Яша. Потом он работал на единственной в городе фабрике. И всегда очень много читал.

Сразу после Февральской революции Яша был избран в Совет рабочих и солдатских депутатов. Он уже знал книги Ленина и вел борьбу с эсерами, возглавлявшими местный Совет. Наносил чувствительные удары меньшевикам, бундовцам, сионистам. На митингах, на фабрике говорил о позиции большевиков – выступал сильно, убедительно, запоминался надолго. В кармане куртуи у него всегда была какая-нибудь брошюра Ленина, и он читал вслух выдержки из нее…

При немцах в 1918 году ушел в подполье. В 1920 году я встречала его в Киеве. Имя Лившица стало грозой для контрреволюционеров, саботажников, спекулянтов. По работе мне часто приходилось общаться с замечательным большевиком, рабочим-арсенальцем, председателем Киевского губревкома А. Ивановым. Узнав, что Яша Лившиц мой земляк, он сказал про него: «Самородок, у него светлая голова и пламенное сердце».

В книге Н. Островского «Как закалялась сталь» есть глава, где описаны события в Киеве при ликвидации петлюровского повстанческого комитета. Главную роль в этой операции сыграл председатель Киевского губчека Лившиц. Он был награжден орденом Красного Знамени.

М.Н. Троицкая и Я.А. Лившиц

Из воспоминаний М.Н. Троицкой, жены Я. Лившица:

«В Киеве орудовали петлюровские, савинковские, различные бандитские организации. Придя домой, находила часто записки подобного рода: «Я уехал на свидание с атаманом Ангелом (или Орликом), не беспокойся».

О героике тех дней Яков позже, когда ушел из органов ЧК, написал сценарий картины «П.К.П» - «Пилсудский купил Петлюру». Писал сценарий вместе с режиссером Георгием Стабовым. Фильм был выпущен 28 сентября 1926 года. Демонстрировался он в Харькове, Киеве, Одессе, Днепропетровске, Артемовске.

Картина задумывалась в двух сериях и должна была показать работу Чрезвычайной Комиссии. Против этого воспротивился Балицкий (пред. ВУЧК), считая, что нельзя раскрывать методы работы ЧК.

Сценарий был истерзан, и картина пошла в одной серии. Но главное, фильм был сделан на основе точных исторических данных.

В те годы и позже нас окружали незаурядные люди. В Киеве часто встречались с Котовским. С его биографией до революции познакомил меня Яков, восхищаясь им и его геройством. Котовский звал приехать к нему  в местечко, где стояла его бригада.

Ян Гамарник – председатель губисполкома. Память о нем у меня сохранилась как о лучшем друге, чудесном большевике. Жена его – Блюма Савельевна, член партии с 1917 года, проводила подпольную работу в 1918 году в Одессе во время интервенции. Позднее начальник Политуправления РККА, заместитель Наркома обороны Ворошилова – Ян Гамарник и Блюма спали на солдатских кроватях, которые они возили с собой со времен гражданской войны. Уже в 1935 – 1936 годах Блюма говорила мне, что она испытывает чувство неловкости, когда к ним кто-либо приходит, так как часто бывает, что ей нечем угостить. Так скромно они жили. И этого кристального человека сделали также врагом народа. Ян застрелился после того, как ему сказали о выводе его из состава Центрального Комитета по тем же нелепым подозрениям. Блюма была сначала сослана в Астрахань, а потом арестована по постановлению Особого Совещания «как член семьи изменника Родины». В заключении она была в Темниковских лагерях, вместе со мной. Расстались мы, когда Блюму вместе с группой жен военных (Корка, Тухачевского, Уборевича) вызвали на этап. Блюма сейчас посмертно реабилитирована.

Начальником Киевского военного округа был Иона Якир. Он первый ввел во время маневров воздушный десант (на парашютах). Это был талантливый военный, очень трудоспособный, с острым и блестящим умом.

Верхний ряд: Ян Гамарник, Илья Гарькавый, Иона Якир, Лаврентий Картвелишвили, Иван Дубовой, Владимир Левичев. В нижнем ряду третий – Яков Лившиц.

В Киеве мы сошлись еще с семьей Ефима Евдокимова. Он входил тогда в коллегию Всеукраинской Чрезвычайной комиссии. Помню его как чекиста, следовавшего в работе традициям Феликса Дзержинского. Позднее, в 30-х годах он отстаивал эти традиции и боролся против методов работы, прививаемых Ягодой. Ягода отказался от агентурной работы, или разработки дела через агентуру, а дело создавалось НКВД после того, как человека по подозрению арестовывали. Это привело к порочной практике, когда путем избиений и пыток вынуждали людей к чудовищным показаниям. Евдокимов в ЦК доказывал правоту своей точки зрения. Его арестовали в конце 1930-х годов.

В конце 1922 года Якова Лившица направляют в Харьков на курсы ЦК для руководящих работников, после окончания которых он занимается восстановлением шахт Донбасса. В 1927-1929 годах командируется в Германию для закупки шахтного оборудования.

Из рассказа Г. Троицкой-Лившиц, дочери Я. Лившица:

«Время подходило к XV съезду партии. Кто-то из партийной организации заявил отцу: «Оказывается, ты принимал участие в троцкистской оппозиции. Придется тебе выступить и отказаться от своих взглядов». Отец ответил: «Я выступал и боролся в оппозиции против антипартийных методов борьбы, а от взглядов своих отказаться не могу». И после съезда заявления об отказе от своих взглядов отец не подал, у него забрали партийный билет и, отозвав из Германии, назначили председателем мукомольного треста в Благовещенске… Мне известно, отец был сторонником легальных средств борьбы, что он был, например, за выборность директоров предприятий…

В 1929 году он вместе с другими товарищами отказался от оппозиционных взглядов. Этот период своей жизни отец переживал очень болезненно…».

С начала индустриализации Я. Лившица назначают помощником начальника Харьковского тракторного завода. Строительство этого предприятия осуществлено в рекордно короткий срок: в 1930 году началось, а 1 октября 1931 года закончено. «За умелую и энергичную подготовку строительства», как сказано в Постановлении президиума ЦИК Союза ССР, Я.А. Лившиц был награжден орденом Ленина.

А Лившица ждет новое назначение, на этот раз – на транспорт.

На процессе по делу Пятакова, Сокольникова, Радека, Лившица и других основное обвинение против Якова Абрамовича звучало так: «вредительство на транспорте».

Что же в действительности представляла собой работа Лившица на транспорте?

Конец 1930 года. Первая пятилетка дает заметный рост все промышленности. А железнодорожный транспорт, приноровленный к дореволюционному уровню, изрядно изношенный за годы мировой и гражданской войн, с малой пропускной способностью, плохим путевым хозяйством и бедным паровозным  парком, не отвечает возросшим требованиям народного хозяйства. Нужна радикальная реконструкция. Я. Лившица направляют командиром на самый сложный участок – Южную дорогу. Магистраль в то время охватывала 9 каменноугольных районов страны, грузила две трети всего угля, добываемого Донецким бассейном, обслуживала крупнейшие заводы Донбасса. Но положение на дороге было тяжелым, план по погрузке хронически не выполнялся. Из общего протяжения Южной (6.200 километров) только 25 процентов имели вторые пути. Пропускная способность всех основных выходов на пределе. Путевое хозяйство запущено, деповское оборудование изношено. Из паровозных бригад одна треть состояла из людей, едва знакомых с паровозом…

Вникнув в положение дел, новый начальник дороги разработал обширную программу реконструкции магистрали. Она включала прокладку вторых путей, строительство 29 новых разъездов и 11 постов, работы по дополнительному развитию целого ряда узлов. Лившиц добился выделения дополнительных ассигнований на капитальное строительство. В результате в 1931 году была значительно укреплена техническая база дороги, закончены все намеченные основные работы. Большое внимание начальник дороги Лившиц уделял культурно-бытовому строительству. В Дебальцевском районе было сдано в эксплуатацию 200 квартир, Лиманском – 100, Луганском – 100. Сооружались столовые, школы, ФЗУ, бани… Но Лившиц был недоволен. Вот что писал он в «Гудке» 20 июня 1932 года:

«Если мы добились ряда бесспорных успехов по повышению технической вооруженности дороги, то мало сделано для улучшения обслуживания культурно-бытовых нужд рабочих. Плохо обстоит дело с жилищным строительством. Дорога работает значительно хуже от того, что мы не можем обеспечить жильем даже основные категории рабочих. Нужно развернуть жилищное строительство в таких важнейших пунктах, как Лиман, Иловайское, Дебальцево, Основа и др. В Дебальцеве необходимо построить в этом году не менее 500 квартир, но не хватает средств. В этом деле нам должны помочь и НКПС, и местные организации. Мы требуем от всех работников дороги, от местных организаций, чтобы строительству жилищ, столовых, фабрик-кухонь и т.д. уделялось  не меньше внимания, чем подготовке пропускной способности паровозного и вагонного парков…»

Острой проблемой оставалась постоянная нехватка порожняка. В «Правде» 6 ноября 1932 года опубликована статья Р. Землячки, где она пишет: «В период весенне-зимних перевозок особенное значение приобретают дороги Юга. Однако, эти дороги продолжают не выполнять плановые задания. Виноваты в этом и сами дороги, и НКПС, не сумевший своевременно обеспечить эти дороги необходимым количеством вагонов. Надо было создать летом резерв вагонов, а вместо этого южные парки оголили».

С февраля 1933 года парк Южной становится выше нормы (105 процентов), погрузка же отстает от плана (90 процентов). Чем объясняется отставание? 20 марта в «Гудке» выходит статья Лившица, где он обвиняет в очковтирательстве при сдаче вагонов, Екатерининскую, Юго-Восточную и Курскую дороги. Лившиц пишет: «Специфическое положение Южной определяется тем, что из 16 обменных пунктов в пограничных станциях и узлах Южная в своем пользовании имеет только 4, и то с наименьшими размерами обмена… Нельзя мириться с положением, когда неправильно, незаконно, нечистыми методами одна дорога улучшает измерители своей работы за счет другой. Нельзя также мириться со страусовой политикой эксплуатационного управления НКПС, которое делает вид, что не видит всех этих безобразий, чинимых на его глазах, и, очевидно, только потому, что основной заботой его должно являться постоянное пополнение парка Южной дороги, а поэтому даже видимость такого положения его успокаивает… Пора крепко ударить по рукам очковтирателей, независимо от ранга».

Из воспоминаний М.Н. Троицкой:

«Будучи начальником, он подхватывал и поддерживал каждую инициативу, возникающую среди работников транспорта. Так в январе 1932 года в Дебальцевском районе возникло движение за единую смену диспетчеров. Оно дало хорошие результаты и встретило поддержку на других дорогах. Так, значительно увеличился пробег вагонов, исчезли задержки поездов у семафоров, ликвидированы опоздания. В апреле 1932 года на дорожной профсоюзной конференции Яков ставит вопрос о создании хозрасчетных паровозных бригад, об экономии топлива на паровозах, о работе локомотивной бригады от капитального ремонта до капитального ремонта. Ремонтом в выходные дни сумели ликвидировать кладбища паровозов в Харьковском узле. Люботинские ударники создали движущие треугольники внутри бригад паровозников и кондукторов по обслуживанию товарных поездов на участках Люботин – Смородино и Люботин – Белополье. По инициативе и почину Южной дороги с 22 мая 1932 года между Харьковом и Москвой начал курсировать экспресс, покрывающий расстояние 780 километров за 13 часов».

В конце 1933 года Лившица назначают начальником Северо-Кавказской дороги. И здесь он снова сталкивается с бюрократическим аппаратом НКПС. В статье «Почему плохо строят на железных дорогах», помещенной в «Правде» 22 июня 1934 года, Лившиц пишет: «Система планирования не соответствует с гигантским объемом капиталовложений… Канцелярщина и бюрократизм держат в тисках работу по усилению провозной способности нашего транспорта. План капиталовложений на 1934 год дорога получила спустя два месяца после начала года. Посыпались изменения и уточнения… Многие работы, которые могут быть закончены в один год, растягиваются на несколько лет…». И Лившиц заканчивает статью: «Для того, чтобы поставить капитальное строительство на твердые ноги, надо так же жестоко и упорно проводить планирование строительных работ, как это начали делать по перевозкам. Нам нужен такой план, который бы дал возможность заранее подготовить строительные площадки, подвезти материалы, обеспечить строительной рабочей силой. Нужен такой план, на выполнение которого можно было бы поднять широкие пролетарские массы».

Из воспоминаний М.Н. Троицкой:

«Яков вникал во все мелочи работы и проявлял при этом большую любовь к людям. Как-то он мне пожаловался, что о трудящихся не умеют заботиться. На линии ему рассказали машинисты, что в комнатах для отдыха им мало приходится спать, так как фамилии нужных людей выкрикивают на всю комнату, и все спящие каждый раз просыпаются. После этого им был введен порядок: над каждой кроватью вывешивалась табличка с фамилией машиниста, дежурный подходил и будил нужную смену.

Он умел исключительно объединять вокруг себя людей и выслушать каждого человека. И это не считал своим достоинством. Когда уже работа наладилась, и Южная и Северо-Кавказская вышли в число лучших, он мне говорил: «Ты думаешь, что это я такой способный? Нет, я умею защищать людей и даю им спокойно работать за моей спиной. И результат сказывается. Будучи начальником Северо-Кавказской дороги, он говорил, что на дороге много в прошлом осужденных, уж слишком часто у нас осуждают людей за ерунду. Но выводов для себя никаких не делал, за исключением того, что людей надо защищать. Мне не трудно было бы написать о том, что уже тогда Лившиц будучи умным человеком, все понимал, и тому подобное. Но не хочу кривить душой, хотя бы в память его. Я любила его таким, какой он есть. И он, как все, был захвачен пафосом происходящего у нас строительства. Восхищался этим и видел в этом заслугу Сталина».

В марте 1935 года на транспорт пришел Каганович. Вскоре Лившица вызвали в Москву, назначив начальником Московско-Курской дороги, но фактически он стал работать в наркомате и стал заместителем Наркома путей сообщения.

5 апреля 1936 года в «Правде» опубликовано постановление о награждении железнодорожников «За перевыполнение государственного плана железнодорожных перевозок 1935 года и I квартала 1936 года, за достигнутые успехи в деле лучшего использования технических средств железнодорожного транспорта и его предприятий».  1935 год был первым годом, когда транспорт выполнил намеченное задание. В числе награжденных орденом Трудового Красного Знамени был и Я.А. Лившиц.

Из воспоминаний М.Н. Троицкой:

«В Кремле по случаю Дня железнодорожника и награждения был устроен прием. Мне потом рассказывали, что Сталиным во время приема был поднят  тост и сказано, что, мол, Каганович на транспорте долго не будет, слишком большим расточительством для страны держать его на транспорте, и подходящая кандидатура на пост наркома путей сообщения – это кандидатура Лившица. И до сих пор не могу понять – был ли это тост человека, который подсыпает яд в стакан своей жертвы?...»

Арестовали заместителя наркома путей сообщения Я.А. Лившица 15 ноября 1936 года в Хабаровске, куда он поехал для подготовки паровозного хозяйства к осенне-зимним перевозкам. При обыске и конфискации были изъяты все документы, фотографии, архивы.

Из воспоминаний М.Н. Троицкой:

«Летом 1936 года мы поехали в отпуск. По возвращении в Москву, в один из первых дней работы в НКПС Яков, приехав домой, говорит: «Что-то случилось, Лазарь Моисеевич на меня не смотрит». Я не придала никакого значения его словам. На другой день он мне повторил то же самое. Потом, несколько дней спустя, он рассказал, что спросил Кагановича, что же случилось, и тот ему ответил, на него есть показания бывших его друзей – Логинова и Голубенко: они еще в 1928 году вернулись в партию с целью проводить троцкистскую контрреволюционную работу. И Каганович предупредил: по всей вероятности предстоит очная ставка и дальнейшее решение ЦК по этому вопросу. Вскоре Яков узнал, очная ставка будет в ЦК, куда привезут арестованных. Был назначен день. Я вспомнила о письмах Голубенко и Логинова, полученных Яковом в 1928 году, основным мотивом которых  было то, что партия права, что ошиблась оппозиция и что нужно своей работой вернуть потерянное доверие партии. Нашла их среди массы писем и вручила Якову. Он письмам значения не придавал, так как с бывшими своими товарищами по оппозиции совершенно не встречался. Надо сказать, что Яков умышленно избегал прежних своих друзей не потому, что сам что-либо знал порочащее их как членов партии, а потому что с 1934 года, и даже, может быть, раньше начала складываться атмосфера недоверия друг к другу и излишней подозрительности. Каждый знал, он ни в чем не замешан, но из всей обстановки арестов делал вывод: мол, другой мог заниматься троцкистской деятельностью. И каждый жил изолированно, уединяясь в своей квартире и в своей семье.

Пришел Яков после очной ставки с Логиновым и Голубенко поздно. Он отпустил машину и шел пешком, переживая и обдумывая происшедшее. На очной ставке в ЦК присутствовал Каганович. Яков мне рассказал, что «Логинов и Голубенко, не поднимая глаз на него, просто бредили. Говорили, что в 1928 году они, то есть Голубенко, Логинов и Лившиц не раскаялись и вернулись в партию, чтобы вредить. Оценивая сложившуюся обстановку, Яков предполагал возможность ареста».

Письма Логинова и Голубенко Лившиц предоставил в ЦК. Через несколько дней Каганович объявил решение ЦК после очной ставки. Доводы Лившица были признаны вескими, обвинение отпало, но ЦК сочло невозможным оставить его на посту замнаркома. На два месяца его отправили на Дальний Восток. До возвращения вопрос о дальнейшей работе решено оставить открытым. Опубликование в газете о снятии его с поста заместителя наркома будет после решения о его дальнейшей работе.

Из воспоминаний М.Н. Троицкой:

«В этот промежуток времени застрелился Вениамин Фурер. Фурера мы знали с 1922-1923 года. Жили вместе в коммуне в Харькове. Позже Фурер поехал секретарем горкома в Донецкий бассейн – в Красный Луч и Горловку. Когда мы были в Берлине, Фурер ездил от Коминтерна в Польшу. В конце 35-х – 36-х годов были арестованы многие из ЦК Компартии Польши. Помню такой эпизод. Фурер, Постоловский, Яков гуляли на даче, обсуждая текущие события. Арестован Коцюбинский, он бывший троцкист, мог заниматься фракционной деятельностью. Но вот арестован Саша Ахматов, Зорин – у них-то что могло быть? В чем они виноваты? Яков рассказал об очной ставке с Голубенко и Логиновым. Фурер был в угнетенном состоянии. Через несколько дней он застрелился. Перед смертью он написал письмо в ЦК. На похоронах был Каганович, который позже, по отъезде Лившица на Дальний Восток, сказал: «Ваш друг о вас написал очень хорошо. Зачем он застрелился?».

Начались сборы к отъезду. На вокзале Яков Абрамовича провожали только жена с детьми. «Свиты» уже не было, все отшатнулись. Но замнаркома был бодр, Каганович с ним тепло попрощался, во время совещания обнял и поцеловал его, сказав: «Мы еще поработаем вместе». При отходе поезда Лившиц поднял кулак, как поднимают его немецкие коммунисты, и крикнул жене: «Держись крепче».

Из рассказа дочери Я. Лившица Г. Троицкой-Лившиц: «В конце 60-х годов одна из  маминых знакомых вспоминала, что в дни, когда отец был арестован, шло какое-то крупное совещание железнодорожников. На нем Каганович, произнося ругательные слова в адрес Лившица, сказал, что тот никак не хочет сознаться в своих преступлениях. А через несколько дней Каганович объявил: «Лившиц, наконец, сознался».

В июне 1937 года жену и детей Лившица выслали в Оренбург, где в сентябре Марию Николаевну арестовали. Она пробыла в Темниковском лагере 8 лет. В 1956 году М.Н. Троицкую реабилитировали и восстановили в партии. Она скончалась в ноябре 1987 года.

Незадолго до смерти Мария Николаевна писала:

«До сегодняшнего дня я не нашла в себе сил прочесть отчет о процессе «антисоветского центра». Отдельные отрывки я слушала по радио во время процесса, когда включала радио. Но долго слушать не имела сил. Я слышала, что-то страшное, что-то совершенно нелепое, что совершенно не вязалось с тем образом Якова, которого я знала, любила столько лет и другом которого была. До сегодняшнего дня я не могу взяться и прочесть эти страшные нелепости, которые взял на себя Яков. Что заставило его говорить все эти ужасы? Какие мученья он там принял? Даже подумать, что этот процесс будут слушать жена и дети, которых он горячо любил и оберегал до последних своих дней совместной жизни, и то – жутко…

Я никогда не думала и не предполагала, что при жизни приподнимется и приоткроется эта ужасная, страшная страница нашей истории. Но события последних месяцев показали, что все прошедшее пересматривается и оценивается по их действительной значимости».

Публикация подготовлена Г. Троицкой и корр. «Гудка» С. Ямонт.   

«Гудок», 29 ноября 1988 года