Карта сайта

Оглавление

Предисловие

Глава 1-ая

«КОГДА ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ В ЦЕРКОВЬ...»

1.

«Всегда все и всегда вместе»[1].

1. «В так называемый день солнца бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам или селам...»[2]. В половине второго века Евхаристия именовалась собранием. Это наименование прочно держалось в продолжение многих веков. Даже в конце V-го или в начале VI-го века автор «О церковной иерархии» продолжал называть Евхаристию «таинство собрания и приобщения». Во время Иустина римские христиане собирались на Евхаристическое собрание в одно место в день солнца. Это первый день планетной недели, соответствующий нашему воскресенью. «В первый день после субботы...» (Мт. XXVIII, I). Для первых христиан воскресенье было первым днем недели. Оно было началом нового творения Божьего во Христе через Его воскресение. Так было и в Римской церкви: день солнца был по планетной неделе «первый день после дня Сатурна». Самая значительная церковь того времени имела только одно Евхаристическое собрание. Мы не имеем никаких сведений, что в ней происходили одновременно в «день солнца» другие Евхаристические собрания. Христианское сознание второго века еще исключало возможность устройства Евхаристического собрания для отдельной группы членов местной церкви. Всегда все и всегда на «одно и тоже» «evpi. to, auvto.», т. е. на Евхаристическое собрание. Термин «evpi. to, auvto.» стал обозначением самого Евхаристического собрания.

«Господь ежедневно прилагал спасаемых к одному и тому же (evpi. to, auvto)» (Деян. II, 47)[3]. Иустин Мученик употребил тот же термин, чтобы показать о каком собрании в день солнца идет речь.

Так с первых дней после Пятидесятницы быть или состоять в Церкви означало участвовать в ее Евхаристическом собрании. Где Евхаристическое собрание, там Церковь, и где Церковь, там и Евхаристическое собрание. Позднее идея греко-римского «города» (po,lij-civitas) проникшая в церковное сознание, изменила это основное положение первоначальной евхаристической эклезиологии. В пределах городской церкви епископа появился ряд Евхаристических со5раний, в которых пресвитерами совершалась Евхаристия, независимо и отдельно от Евхаристии, совершаемой епископом. Вместо единого евхаристического собрания, как принципа единства местной церкви, появляется новый принцип: греко-римский город, определяющий единство местной церкви, возглавляемой епископом. В столкновении этих принципов «город» преодолевает и отстраняет евхаристический принцип. В эпоху Иустина Мученика принцип города был совершенно неизвестен. «У нас бывает собрание в одно место всех живущих по городам или селам».

Всегда все и всегда вместе собирались римские христиане, чтобы всем вместе праздновать день воскресения Христа. Под наблюдением полиции, под страхом наказания и часто под угрозой смерти тянулись они к одному центру — к источнику церковной жизни — и близко, и далеко живущие. Многие из них за исповедание, что Христос есть Господь (Ku,rioj) отдавали свою жизнь, принося свои тела в жертву Богу, но и своей жизнью они показывали, что у них один Господь-Христос. Одна трапеза Господня, и все едины на ней и каждый вместе с другими.

Не будем идеализировать одну из героических страниц истории церкви. И во время Иустина Мученика, как и в наше время, многие отсутствовали на Евхаристическом собрании. Были больные и престарелые, были настолько далеко живущие, что они не могли каждый «день солнца» собираться «evpi. to, auvto», были занятые в этот день, были, наконец, рабы. «Посмотрите, братия, кто вы призванные не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных. Но Бог избрал немудрое мира... и немощное мира... и незнатное мира и уничиженное и ничего незначущее, чтобы упразднить значущее» (1 Кор. I, 26-28). Немудрых, уничиженных и незначущих было большинство. Только в IV-м веке «день солнца» был объявлен праздничным. В течение трех веков этот день был рабочим днем. Из тех, кого избрал Господь, многие и многие работали в этот день. В христианских памятниках, относящихся к эпохе после Константина, мы встречаем указания, чтобы владельцы рабов не препятствовали им участвовать в Евхаристическом собрании. Иоанн Златоуст должен был напоминать владельцам рабов, что рабы принадлежат не им, а Господу: «Я владею, говорите вы, обращался к ним Иоанн, рабами и рабынями; они рождены в моем доме. Какая гордость и дерзость! Эти слова возмущение против Бога... Я владею рабами и рабынями! За сколько вы их купили? Что вы нашли в мире, что могло бы стоить человека? В какую цену вы оцениваете разум? Сколько оболов вы заплатили за образ Божий?»[4]. В Церкви нет иудея и еллина, раба и свободного, но вне Церкви имеются и иудеи, и еллины, и рабы, и свободные. Много или мало было собранных на «evpi. to, auvto» — во всяком случае их было больше, чем в настоящее время — Евхаристическое собрание было собранием всей Церкви, И оно не могло быть иным, т. к. Евхаристия есть «дело» Церкви, совершаемое Церковью для всех ее членов, а не для некоторых из них.

2. Игнатий Богоносец, один из первых антиохийских епископов, на пути в Рим, чтобы там стать «жертвой Хрвстовой», приблизительно за 50 лет до Иустина М., обратился с посланием к ряду местных церквей. Одна из основных тем этих посланий — единство местной церкви. «Ревнуйте об одной Евхаристии (т. е. будьте привержены к одной Евхаристии). Ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша в единении крови Его, один жертвенник, как один епископ с пресвитерством и диаконами, сослужителями моими, дабы все, что делаете, делали бы о Боге»[5]. Местная церковь едина, потому что в ней один «жертвенник» т. е. одно Евхаристическое собрание, а собрание одно, потому что один хлеб и одна чаша. Эта мысль настойчиво повторяется Игнатием во всех его посланиях. Общепринятое мнение заключается в том, что эпоха Игнатия была переломом в церковной жизни древнего христианства. До него, уверяют нас, в городской церкви имелось несколько Евхаристических собраний, на которые собирались отдельные группы христиан. Устанавливая единство епископата, Игнатий стремился установить единое Евхаристическое собрание в каждой местной Церкви. Эта точка зрения, выдвинутая либеральным богословием и проникшая в ортодоксальное, не имеет никаких основ ни в церковной жизни того времени, ни в посланиях самого Игнатия. Каково бы ни было влияние Игнатия на церковную жизнь его времени, он не был бы в состоянии внести в нее того, что в ней совсем не существовало. Основы церковной жизни лежат в предании, а потому все, что выходит за пределы предания, всегда встречает противодействие. Знаменитая фраза папы Стефана (III-й век), что в церковной жизни не должно быть никаких новшеств, но все должно покоиться на предании[6], выражает основное сознание доникейской церкви. Новшество было не на стороне Игнатия, а в каких-то явлениях современной ему жизни, которые нарушали церковную традицию. Единство местной церкви — Антиохийской и, вероятно, ряда других Церквей — было под угрозой. Наряду с единым Евхаристическим собранием, которое было «передано» изначала, появляются частные собрания, объединяющие не всех членов церкви, а только некоторых. Одна из причин этого нового явления — я подчеркиваю одна из многих — заключалась в том, что некоторые члены местных церквей, под влиянием иудейской практики, желали совершать Евхаристию не в «первый день после субботы», не в день Господень, а в субботу. «Итак, если жившие в древние времена (точнее, в старом порядке вещей), приблизились (точнее, пришли) к новому упованню и уже не субботствуют, но живут жизнью воскресенья...»[7]. Евхаристическое собрание должно быть в этот день, который интерполятор посланий Игнатия называет «воскресным и царственным», в день, когда все, а не часть собирались, чтобы совершать Евхаристию. Совершение Евхаристии в субботу небольшой группой христиан — причем это не были ни еретики, ни схизматики, — вероятно под предстоятельством одного из пресвитеров, является нарушением единства местной Церкви, т. к. оно разделяет одно тело и одну чашу Господа. «Надобно не только называться христианами, но и быть на самом деле, тогда как некоторые на словах признают епископа, а делают все без него. Такие мне кажется, недобросовестны, потому что не вполне по заповеди делают собрания»[8]. Поступая так, они обманывают себя, так как их «собрания не тверды (т. е. — недействительны и незаконны)». Действительна только та Евхаристия, которую совершает епископ или тот, кому епископ поручит, когда он сам ее не совершает. «Только ту Евхаристию должно почитать несомненною (т. е. — твердой, действительной), которая совершена епископом, или кому он сам позволит»[9]. Для празднования «дня Господня» все члены местной церкви должны собираться на Евхаристию, совершаемую епископом. Отсюда следует, что 1) Евхаристическое собрание едино, т. к. один епископ в местной церкви, а потому другого собрания быть не может, потому что не может быть двух епископов в местной церкви, и 2) Евхаристическое собрание может совершаться только для всех членов церкви, а не для некоторых, т. к. Евхаристическое собрание является собранием Церкви. Единство епископа обуславливает единство Евхаристического собрания, а единство Евхаристического собрания предполагает одного епископа. Если бы в Церковной жизни времени Игнатия Богоносца не было бы единого Евхаристического собрания местной церкви, возглавляемого одним единственным предстоятелем вопрос терминологии не играет роли — то как бы мог Игнатий Б. навязать свои взгляды на устройство местной церкви, как своей, так и остальным церквам? Ему бы просто указали, что его учение не соответствует преданию, полученному от апостолов. Игнатий стремился охранить в церковной жизни то, что существовало при нем и до него, хотя и вкладывал во все это несколько иной смысл и иное содержание.

Мы не знаем, происходили ли во время Игнатия Евхаристические собрания в другие дни кроме воскресенья. «Старайтесь чаще собираться для Евхаристии и славословия Бога»[10]. Несомненно, что Игнатий, как и Иустин М., как и ряд отцов после них, желал бы, чтобы местная церковь собиралась как можно чаще на Евхаристическое собрание, но обязательно при соблюдении основного условия быть всем вместе собранными «evpi. to, auvto» под предстоятельством епископа. Другими словами, Игнатий приглашал ефесян совершать чаще Евхаристию, если они имеют возможность чаще собираться все вместе с епископом. В этом приглашении Игнатия ударение не столько на том, чтобы собираться, сколько на том, чтобы собираться всем вместе. В каждой местной церкви должен быть один жертвенник, у которого предстоит один епископ. «...И вы ничего не делайте без епископа и пресвитеров, и не пытайтесь совершать что-либо отдельно, если вам иное представилось основательным, но на одном месте (evpi. to, auvto) да будет одна молитва, одно прошение, один ум, одна надежда в любви и в радости беспорочной. Один Иисус Христос, и лучше Его нет ничего. Посему и вы все стекайтесь в один храм Божий, как к одному жертвеннику, как к единому Иисусу Христу...»[11]. Это единство жертвенника другого быть не может — и единство епископа другого также не может быть — не есть нечто условное, а потому и собранность всех не есть только образ, за которым не лежит никакого реального содержания. Жертвенник один в церкви, и епископ один в церкви. Он предстоит одному жертвеннику, когда вся церковь собрана с ним, а не сам по себе независимо от собравшихся к этому жертвеннику членов церкви. Епископ принадлежит церкви, потому что он действует в церкви, а церковь есть собрание всех «evpi. to, auvto». Отдельных действий в Церкви быть не может, а потому действия епископа влекут действие всех, а действие всех включает в себе действие епископа. Это основное положение экклезиологии Игнатия выражено им в его известной фразе: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так как где Иисус Христос, там и кафолическая церковь»[12]. Епископ может быть только с народом, и народ может быть только с епископом, а их собрание есть кафолическая Церковь, В Евхаристическом собрании, которое есть выявление Церкви во всей ее полноте, епископ восседает на том месте, которое занимал Христос на Тайной вечери. Он может восседать на этом месте только тогда, когда есть Церковь, т. е. когда собран с ним весь народ Божий, так как Христос установил Евхаристию не для отдельных членов Церкви, а для всей Церкви во всей ее полноте и во всем ее единстве[13].

3. Объяснение учения Игнатия Б. нужно искать у ап. Павла в его учении о Церкви. Но учение Павла не было его собственным учением, а учением Церкви. Через него мы восходим к самым истокам церковной традиции, которая ведет непосредственно ко Христу. «Ибо я от Господа принял то, что и передал вам... (1 Кор. ХI 23). Его экклезиология была с самого начала до самого конца евхаристической. В нем она нашла наиболее полное выражение. Последующие века ничего не прибавили к тому, что было сказано Павлом.

Ключ к учению Апостола мы находим в его формуле «Церковь Божия во Христе». Эта формула принадлежит исключительно Павлу, но ее содержание было общим учением всей первоначальной церкви, Я не имею возможности давать здесь подробный анализ этой формулы, к тому же в этом нет необходимости. Поэтому я остановлюсь кратко только на основном ее содержании, минуя разного рода детали.

Церковь «Божья» (tou/ Qeou/) потому что она есть собрание народа (таков непосредственный смысл греческого термина «evkklesia»), которое сам Бог созывает. Члены Церкви являются призванными (klhtoi.) Богом для участия в собрании народа Божьего и для служения Ему. Затем, Церковь «Божья», т. к. она принадлежит Богу. В Ветхом Завете избранный народ принадлежал Богу, как Его часть и удел на земле, через послушание Закону, данному Ему Богом. Эта принадлежность народа Богу была запечатлена кровью тельцов. В Новом Завете избранный народ собирается не в храме на Сионе, как это было в Ветхом Завете, а в храме тела Христова (Ио. II, 22). Не кровь тельцов, а кровь Сына Божьего, принесенная Им за всех единожды (evfa,pax — Евр. VII, 27) запечатлела принадлежность народа Богу. Эта особая принадлежность выражается через второе определение при Церкви: «во Христе (evn Cristw/)»[14], которое в свою очередь выражает учение о Церкви, как теле Христовом.

«Ибо я от Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: сие есть тело Мое за вас, сие творите в Мое воспоминание» (1 Кор. XI, 23-24). Накануне Голгофы через установление Евхаристии Христос созидает Церковь, о которой Он говорил апостолам: «Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мт. XVI, 18). Созидание Церкви связано со страданиями, смертью и воскресением Христа. Непосредственно после обетования о Церкви Христос начал говорить ученикам, что Сыну человеческому надлежит взойти в Иерусалим, чтобы там пострадать и воскреснуть. «С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим, и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (Мт. XVI, 21).

«В ночь, в которую предан был...». Христос знал, что это последняя Его ночь на земле и это последняя Его трапеза, которую Он совершает до Своего воскресения со Своими учениками. «Истинно говорю вам: Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в царствии Отца Моего» (Мк. XIV, 25). Но Он не покидал их. «Общество», которое при Своей земной жизни Христос образовывал со Своими учениками, не прекратится. Оно перейдет в новую фазу своего существования. Во время Своей земной жизни Он постоянно был со Своими учениками,. разделял с ними общую жизнь, преломлял с ними, по иудейскому обычаю, хлеб и благословлял чашу. После Его смерти и воскресения они будут преломлять хлеб и благословлять чашу. Хлеб, который они будут преломлять, есть тот хлеб, который Христос преломил на Тайной вечери, а чаша, которую они будут благословлять, есть та чаша, которую благословил Христос. «Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет» (1 Кор. XI, 26). Евхаристия, совершаемая учениками до тех пор, пока Он приидет, есть продолжающаяся последняя трапеза Христа. Как и Тайная вечеря, она связана с Его смертью и Его воскресением.

Один единственный хлеб и одну единственную чашу преломляют и благословляют ученики Христовы. «Так как один хлеб, то мы многие одно тело» (1 Кор. Х, 17). Хлеб, о котором здесь идет речь, есть евхаристический хлеб, а «мы многие» означает у Павла христиан, собранных на Евхаристию, т. к. мысль об евхаристическом хлебе естественно вызывает мысль об Евхаристическом собрании, на котором хлеб преломляется. Это соответствие между евхаристическим хлебом и телом еще яснее выступает из другого места того же послания: «И вы тело Христово...» (XII, 27). «Сие есть тело Мое». Мы все или мы многие одно тело Христово, потому что один хлеб, от которого мы все причащаемся (1 Кор. Х, 17). Через хлеб и вино на Евхаристии мы становимся телом Христовым. Причащение создает «koinwnia» (Х, 16), которая есть реальное «со-единение» с телом и кровью Христа. Реальность хлеба выявляет полную реальность тела Христова, а единство хлеба — один хлеб — выявляет единство тела. Через Евхаристию ученики, которые впервые соберутся на нее после Пятидесятницы будут «во Христе», т. к. они будут в Его теле, и Он будет в них, т. к. Его тело неотделимо от Него самого, а через Него они будут в Отце. «Да будут все одно, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас» (Ио. XVII, 21). Земное «общество» Христа становится Его телом — оно становится Церковью. «Церковь Божия — во Христе», т. к. народ Божий собирается Богом «во Христе», а потому он принадлежит Богу так, как принадлежит Ему Христос. Отсюда следует тождественность Церкви и Евхаристии и тождественность местной церкви и Церкви Божьей, являемой всякий раз в ее Евхаристическом собрании. В силу этой двойной тождественности члены местной церкви, собранные на Евхаристическом собрании, выявляют Церковь Божию. Члены местной церкви являются членами тела Христова, а собранные вместе на Евхаристическом собрании они — «Церковь Божия во Христе». Поэтому собираться вместе на Евхаристическое собрание означает собираться «в церковь». «Когда вы собираетесь в Церковь...». В Евхаристии Христос присутствует в полноте Своего тела — один хлеб и одна чаша — но тело Его есть Церковь. Церковь там, где совершается Евхаристия, и где совершается Евхаристия, там — Церковь. Это есть основное положение евхаристической экклезиологии, раскрытое Павлом.

Присутствие Христа на Евхаристии двоякое. Христос присутствует в Евхаристии, т. к. евхаристический хлеб есть Его тело. В Евхаристии Он пребывает с нами так, как Он пребывал с апостолами на Тайной вечери, но только Его присутствие с ними заменяется Его пребыванием в евхаристических дарах. Но земное тело после воскресения неотделимо от Его прославленного тела[15]. «Истинно говорю вам: Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в царствии Божьем» (Мк. ХIV, 25). Мессия уже пришел. «Пришел к своим, и свои Его не приняли, а тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божьими» (Ио. 1, 11-12). Мессия не может быть без царства и без народа. Через страдание, смерть и воскресение царство уже приобретено. Голгофа была началом воцарения на царство. «Так должно быть вознесену () Сыну человеческому, дабы всякий верующий в Него (не погиб, но) имел живот вечный» (Ио. III 14-15). «И когда Я буду вознесен от земли, всех привлеку к Себе» (Ио. ХII, 32). Глагол «u`ywqh/nai» означает быть вознесенным и быть прославленным[16]. Вознесение на крест было началом прославления, и прославление совершается через Голгофу. «Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои» (1 Кор. ХV, 25). Христос есть Господь (Ku,rioj). «Царя ли вашего распну?». (Ио. ХIХ, 15). Пилат ошибся только в одном: не «Вашего», но единственного Царя всех и единственного Господа. Христос уже царствует через Церковь и в Церкви. Его царствование есть предвосхищение царства Божьего. «Когда же все покорит Ему, тогда и сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем» (1 Кор. ХV, 28). «День Господень» имеет в новозаветных писаниях эсхатологический смысл. Это день второго пришествия Господа со славою для всех. В этот день все «увидят Сына человеческого грядущего на облаках с силою и славою» (Мк. ХIII, 26). Мы живем в этом эсхатологическом ожидании, но в Церкви эсхатология не есть только предельное будущее. В Церкви настоящее включает в себе и будущее, и прошлое. «День Господень» приидет, но он постоянно приходит в Церкви, т. к. Господь приходит к «своим». Евхаристия есть трапеза Господа, приходящего в Церковь в Духе. «Да едите и пиете за трапезой Моей в царствии Моем» (Лука, ХХII, 30). Евхаристия есть пир Агнца, на котором мы, предвосхищая второе Его славное пришествие, пьем и едим с Ним, и Он вкушает с нами новое вино в царствии Своем. Мы каждый раз в Евхаристии ждем Его пришествия к нам. «Ей, гряди, Господи, Иисусе» (Ап. ХХII, 20) — такова наша евхаристическая молитва. Маранафа — наш Господь приходит. Евхаристия есть совершающаяся в «дне Господнем» «трапеза Господня».

«Когда вы сходитесь в Церковь...» (1 Кор. ХI, 18). Местная церковь сходится в «Церковь Божию во Христе». Евхаристическое собрание есть собрание всей местной церкви на одно и тоже (evpi. to, auvto). Единство и полнота тела Христова в Евхаристии определяет единство и полноту местной церкви в Евхаристическом собрании. Для ап. Павла учение о Церкви, которое он принял от Господа, исключало какую бы то ни было возможность нескольких Евхаристических собраний в одной местной церкви. Это было невозможно, т. к. Христос один в полноте и единстве Своего тела, в котором Он присутствует в Евхаристии, когда все сходятся «в Церковь» и в которой Он приходит на зов «своих». Только Церковь во всей ее полноте может совершать Евхаристию, т. к. Евхаристия есть «дело», Церкви, а не отдельных групп. Существование отдельных групп, совершающих отдельную Евхаристию для отдельных членов, означало бы разделение местной церкви, а разделение местной церкви означало бы разделение Христа. Христос зовет на Свою трапезу всю Церковь, т. к. трапеза возможна только в Церкви, в которой Он царствует. И только в Церкви сокращается время, и будущее становится настоящим действием Духа. В нашей земной жизни «день Господень» возможен только в Церкви.

Когда происходило Евхаристическое собрание во время ап. Павла? Естественно, что наиболее подходящим днем для этого был «первый день после субботы». Это — день воскресения Христа и вместе с тем это — Его день, «день Господень». «В первый день недели каждый из вас пусть откладывает у себя и сберегает... (1 Кор. ХVI, 2). Если ап Павел упоминает этот день, то потому, что он был днем «трапезы Господней». «В первый же день недели, когда ученики собрались для преломления хлеба...» (Деян. ХХ, 7). Лука вполне определенно называет «первый день после субботы» днем Евхаристического собрания, когда все собирались для преломления хлеба. В своих посланиях ап. Павел не указывает прямо, в какие еще другие дни происходили Евхаристические собрания, но он указывал, при каких условиях они могли происходить. «Когда вся церковь сойдется evpi. to, auvto» (1 Кор. ХIV, 23). Это - слово Павла. Евхаристическое собрание помимо «первого дня после субботы» могло быть, когда вся церковь собирается вместе. Призыв Игнатия Богоносца к единству Евхаристического собрания не заключал в себе ничего больше того, что содержалось в учении Павла. Экклезиология Игнатия оставалась еще евхаристической.

4. Всегда все и всегда вместе. Таков первый опыт церковной жизни первых христиан. И этот опыт вытекал из самого существа Церкви. Господь призвал на Свою трапезу всех Своих членов, и только со всеми Он пьет и ест на Своей трапезе. Церковь во Христе, трапеза Господня в Церкви, и местная церковь выявляет Церковь Божию, когда она собирается вместе. День Господень для всех, а не для некоторых, и этот день приходит в Церкви для всех. Мы все ждем пришествия Христа в Евхаристии, когда мы все вместе собраны на ней, как мы все ждем Его пришествия. «И дух и Невеста говорят: прииди, и слышавший да скажет: приди» (Ап. ХХII, 17).