Русское православное просвещение

Встал остро вопрос о спасении православия средствами своего просвещения — школы, науки, книжности. И надо признать, что в этом отношении вначале духовенство не сделало ничего. Патронат настолько понизил его интеллектуально и морально, что оно не проявляло даже простого непросвещенного фанатизма. Дело начали и провели миряне: аристократия и горожане. В их среде в 1570-х годах мы наблюдаем явный подъем религиозно-национальных интересов и ревности о православном просвещении.

Школы элементарной грамотности не исчезали у русских при церквах. Члены причта учили в них только чтению и молитвам. Часослов и Псалтырь — вся наука. Дворянство училось у иноверцев. Даже появление протестантства, которое не прозелитствовало среди православных, не толкнуло еще русских подумать о повышении типа своих школ. Только приход иезуитов, да еще волна польской моды после Люблинской Унии 1569 г., заставили более чутких русских националистов испугаться своей беззащитности.

Откуда было православным взять науку, чтобы не отравиться заразительной латинской или протестантской пищей? Стихия греческая, равно как и московская, были родственными по православию. И потому, несмотря на скудость и скромность их технических средств, теперь их охотно использовали. Судьба послала юго-западной Руси в это время просвещенных беженцев со стороны Москвы. Осужденный на соборе 1554 г. по делу ереси Башкина и Косого, бывший Троицкий игумен Артемий обосновался здесь в городе Слуцке в Троицком монастыре у Слуцких князей Олельковичей. Он и устно, и через письма ко многим вопрошавшим его, воевал с ересями. По свидетельству почти его современника, Артемий "в Литве от ереси арианской и лютеранской многих отвратил, а через него Бог соделал то, что и весь народ русский в Литве не испортился от этих ересей". Артемий хлопотал пред князьями Четвертинскими, Зарецкими и др., чтобы устроены были православные школы для настоящего научного просвещения.

И другой светский беженец из Москвы, кн. Андрей Курбский, в дружбе и согласии с Артемием, героически заработал здесь на поприще создания православной русской науки. Курбский и Артемий путем личной переписки вернули многих панов русских из сетей протестантства и латинства. Курбский с особой настойчивостью агитировал за создание православной школы и литературы. Он поставил себе задачей — дать русскому православию а) науку греческих отцов церкви, б) добыть их с Востока и в) перевести на церковно-славянский и русский язык. А без этого вооружения не попадаться под воздействие искусной латинской пропаганды. Один из членов городского управления Вильны, бурмистр Кузьма Мамонич, был содержателем славянской типографии. Ему пишет Курбский: "Советуйте нашим, чтобы они без ученых с нашей стороны не сражались с иезуитами и не ходили к ним на их поучения", и еще раз повторяет: "снова прошу, чтобы наши не ходили к ним часто на их поучения без наших знатоков". Курбский усиленно собирал средства и хлопотал о добыче и привозе с Востока как древнегреческих отцов церкви, так и полемических сочинений против латинства поздних греческих писателей. Удалось достать в оригинальном тексте, в западных же изданиях того времени, но частично и в рукописях, творения: Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Василия Великого, Кирилла Александрийского, Иоанна Дамаскина. Для истории церкви добыта История Никифора Каллиста с приложениями в латинском переводе основных древних историков — Сократа, Созомена и Феодорита под заглавием Нistоria Tripartitе. Сам Курбский на старости лет сел за латинскую грамматику, изучил ее и дальнейшее ее продолжение — риторику и диалектику. И родственника своего, кн. Михаила Оболенского, уже женатого, уговорил пройти систематическую высшую школу. Тот три года провел в Краковском Университете и два года в Италии. По возвращении он нашел себе сотрудника в лице другого православного любителя просвещения, молодого Амвросия, которого он характеризует как "в писании искусного и верха философии внешней достигшего". Немедленно Оболенский с Амвросием начали переводить греческих отцов с латинского текста, подбирали полезные выдержки и цитаты и рассылали их по знакомым. Целиком переведены были только две книги: Иоанна Дамаскина, его Богословие и Диалектика. Кн. К.К. Острожский добыл с Афона уже в славянском переводе два полемических сочинения против латинства: Григория митрополита Солунского и Нила, тоже митрополита Солунского. Когда эти трактаты дошли до Курбского, он пришел в восторг и писал виленскому Козьме Мамоничу: "Не ужасайтесь софизматов иезуитских, но стойте твердо в православной вере и будьте бодры и трезвлены. Пусть они выдали книжки против нашей церкви, прикрашенные языческими силлогизмами и превращающие апостольскую теологию. Вот, по милости Божией, нам подана в помощь книга от св. горы и принесена как бы рукою Божиею. В этой книге не только нынешние иезуитские дудки, но все силлогизмы, измышленные их папою, кардиналами и выше небес превознесенным их богословом Фомою и ядовито изрыгнутые на Восточную церковь, опровергнуты ясно и полно. Советую вам прочитать это мое письмо всему собору Виленскому, мужам в правоверных догматах стоящим, да возревнуют ревностью Божиею о праотеческом родном своем правоверии. Наймите доброго писаря, возьмите ту книгу у пана Грабурды или у меня и, списав ее, читайте прилежно".

Неясно, пытался ли сам Курбский устроить здесь регулярную школу, но есть косвенные данные. В духовном завещании одного русского пана Загорожского читаем строки, чтобы дети его были отданы в школу кн. Курбского. Значит, по меньшей мере, хотя бы школа полу домашнего типа была уже организована.

Так обрисовывается исторический факт, что сама бедная в это время в школьном деле Москва превзошла все-таки своей духовной энергией юго-западную Русь. Веком позднее мы из киевщины заимствовали организацию школ на Москве. А в XVI в. соотношение Киева и Москвы в школьном деле было еще обратное. Как это ни покажется с первого раза парадоксальным, но и в другом просветительном моменте, — в типографском издательском деле, "отсталая" Москва оказалась передовой по сравнению с русской Литвой. Хотя здесь в Литве книгопечатание славянское и русское уже началось, но по масштабу и значительности печатной продукции опередили Литву деятели московского происхождения. Мы имеем в виду переселение сюда московского первопечатника, диакона Ивана Федорова, и его сотрудника, Петра Тимофеевича Мстиславца. Бунт черни разгромил их типографию в Кремле и побудил бежать из неблагодарной родины в русскую Литву. Здесь они обосновались у литовского гетмана Григория Алексеевича Хоткевича в его имении в Заблудове. Сюда перевез и здесь развернул Иван Федоров ту самую типографию, в которой он на Москве напечатал первопечатные Евангелие и затем Апостол. Прежде первопечатной книгой считался Апостол. Здесь, в Заблудове первой печатной книгой вышло в 1569 г. "Евангелие Учительное" (по рукописи XIV в.). Это собрание святоотеческих слов и поучений на воскресные и праздничные дни. Затем он напечатал здесь Псалтырь и Часослов (1570 г.). По смерти своего мецената, гетмана Хоткевича, Иван Федоров с этой типографией перебрался во Львов и там напечатал в 1574 г. Апостол. Но обеднел и заложил типографию еврею (1579 г.). Типография эта впоследствии была выкуплена у еврея Львовским Братством. Петр Тимофеев из Заблудова перешел в Вильну и там печатал книги в русской типографии Мамоничей. А разорившийся Иван Федоров из Львова вызван был в Острог князем К.К. Острожским, задумавшим напечатать первую русскую (славянскую) Библию во вновь заведенной им типографии. Это — знаменитая Острожская Библия, которая вернулась потом в Москву, ибо и здесь в Литве она печаталась при содействии Москвы путем посылки рукописей. Так юго-западная Русь отблагодарила Москву за своевременную помощь ей в деле церковного просвещения.

Собственно "русское" книгопечатание появилось значительно раньше Москвы, еще в самом начале реформации, руками русского же человека, Григория Скорины. Он был родом из Полоцка. Проходя школу в Праге, он стал латинянином и принял имя Франциска. Однако остался патриотом своего народа и переложил библейские книги Ветхого Завета на разговорное западнорусское наречие и сумел напечатать эту Библию в Праге. Это так называемая "Русская Библия". С переездом в Вильну, Скорина напечатал еще и Апостол и Следованную Псалтырь на деньги православных виленских купцов. Православные виленцы ценили в своем земляке-католике его русский патриотизм. Да Скорина и был "плохим католиком". Этот эпизод коллаборации православных с "особенным" римо-католиком имел место еще до Люблинской унии и до появления иезуитов. Позднее это стало уже немыслимым.

Восточно-греческий источник просвещения для Западной Руси был не обилен, но он, однако, существовал. Сношения с греками были довольно частые. Много греков купцов жило в юго-западной Руси. Греки сами поддерживали свое просвещение уже при помощи школьных образцов западных. Но в основе школьной традиции продолжала лежать общая церковно-античная традиция. От античности продолжала школа иметь две ступени, так называемые trivium и quadrivium. В тривиум, буквально "трехпутие", входили: грамматика, риторика, диалектика. В "квадривиум" — музыка, астрономия, арифметика, геометрия. На этом основании могла быть построена своя национальная средняя школа. Нужны были только средства, чтобы достать греческих учителей. Честь открытия первой такой школы принадлежит кн. К.К. Острожскому. В своей русскости и православности он, можно сказать, был реставрирован кн. Андреем Курбским. Сам К.К. Острожский был под влиянием и протестантизма, и римо-католичества, и подумывал о добросовестной унии. Дети его ушли в латинство. Курбский вдохновил князя на дела религиозного православного просвещения. Из этих предприятий князя самые знаменитые это — 1) печатная Острожская Библия 1581 г. и 2) тогда же открытая Острожская православная школа.

 

Острожская Библия 1580-81 гг.

Это первая печатная Библия во всем православном восточном мире, как такой же первой для всего Востока рукописной (еще до появления печатного станка) явилась Библия 1490 гг., созданная архиепископом Новгородским Геннадием, как ценнейшее орудие борьбы с ересью жидовствующих. В этом предприятии собирания и овладения всем аппаратом Священного Писания — русские на четыре столетия опередили всех своих православных собратий. При этом даже первая печатная Библия греческого текста in fоliо напечатана в Москве только в 1821 г. по инициативе Русского Св. Синода, на средства, ассигнованные двумя богатыми греками — патриотами, братьями Зосимадами. Это издание впервые сделало общедоступным греческий текст LXX для всех русских духовных школ. А вслед за этой инициативой и сам Синод новоявленной после восстания 1821 г. Элладской церкви решил "перепечатать" эту московскую греческую Библию, что и было для греков осуществлено богатым английским издательством SPCK ("Sосiеty fоr Prоmоting оf Chrisian Knоwlеdgе") в 1843-1850 гг.

Такая ранняя заинтересованность в овладении полным библейским текстом явилась на Руси в XV веке под давлением ереси жидовствующих. У архиеп. Геннадия в Новгороде оказался под рукой по тогдашнему ученый латинский богослов, "брат-славянин" хорват Вениамин. Вениамин и перевел для Геннадия ряд библейских книг, ненайденных ни в славянском тексте, ни в греческом оригинале — с доступного ему латинского текста Вульгаты. Вениамину были известны и отдельные части славянских переводов, сохранявшиеся в оболочке большинству наших русских книжников неизвестного глаголического письма. Специалисты находят у него следы влияния глаголических текстов. Своим доморощенным переводчиком с латинского у Геннадия был москвич Димитрий Герасимов, по службе посольский дьяк. Он был очень добросовестен. Не имея под рукой достаточного справочного лексикона, он даже оставлял отдельные слова без перевода. Так, в переводе с латинской Вульгаты мы получили в состав Библии впервые следующие книги: I и II кн. Паралипоменон, I, II и III кн. Ездры, Неемии, Товита, Иудифь, I и II кн. Маккавеев. ІІІ-я Маккавеев не попала в состав Геннадиевой Библии. В книге Есфирь переведены первые две трети (главы 5-10 по счету Вульгаты) с еврейского оригинала. Это была работа переводчика родом из Руси Литовской, о чем говорят полонизмы в его языке. Он был, очевидно, увлечен ересью жидовствующих, но доверие, оказанное его работе и Геннадием и Вениамином, свидетельствует, что он ушел из среды еретиков.

До нашего времени сохранились 4 списка Геннадиевской Библии: 2 в Библиотеке Москов. Духов. Академии, 1 в Московской Синод. Библиотеке и 1 в СПБ Император. Публич. Биб-ке.

За этим текстом и послал кн. Острожский в Москву к царю Ивану IV, и тот дал его. Этот московский текст и лег в основу издания и навсегда окрасил собою церковно-славян. Библию.

Достал кн. Острожский "и много других Библий, различных письмен и языков". Посланы были искатели библий и "в римские пределы" и в Грецию, на о. Крит и в КПль. У греков просили "самых исправных и проверенных текстов Библии", а кроме того и "людей, наказанных (т.е. ученых) в писаниях эллинских и словенских".

В результате этих просьб, кроме библейских списков, действительно приехали в Литов. Русь и школьно подготовленные лица, в числе их и знаменитый Кирилл Лукарис, профессор открывающейся Острожской школы. Отыскался и местный человек, прошедший польскую школу, знавший и греческий язык, один из городских правителей г. Каменец-Подольского — Данило Герасимович Смотрицкий, 1-й ректор Острожской школы. К ним надо причислить и Московского беженца типографа, диакона Ивана Федорова, знавшего в какой-то мере греческий язык. Составилась довольно грамотная комиссия для издания Библии.

К руководству приняли текст LXX, казавшийся им наиболее совершенным и близким к славянскому Геннадиеву тексту. Детальные справки (В. Лебедев Слав. перев. кн. I Навина СПБ 1890 г.) показывают, что греческий текст брался из парижского издания его в типографии Aldо Manuссi (Альдо Мануччи — итальянец) и из Комплютенской (Alсala) Полиглоты кардинала Ксименеса.

Книги, переведенные ранее у Геннадия с латинского языка (1 и 2 Парал., 1 и 2 Ездры, Неемии и Премудрости Соломона), переведены вновь с греческого LXX: Есфирь и 1 и 2 Макк. то вновь переведены, то отчасти сплошь поправлены тоже с греческого текста LXX. Товит, Иудифь и 3 Ездры оставлены в переводе с латинской Вульгаты.

Таким образом, текст Острожской Библии сильно приближен к греческому тексту LXX в сравнении с Геннадиевским оригиналом.

Но влияние Вульгаты все же осталось еще большим. Разделение на главы было удержано по Вульгате, что соответствовало еврейскому тексту. Например, в конце книги Притчей 29-31 гл. расположение глав резко отличное от греческого текста. Дополнения во многих главах кн. Пр. Иеремии взяты с Вульгаты. Вообще правили большею частью текст по Вульгате и по Чешской Библии.

Менее всего изменяли текст, привычный для слуха, в Псалтыри, Евангелии и Апостоле. Эту практически нужную часть Библии отпечатали, прежде всего, в 1580 году, по словам предисловия, "яко первый овощ от дому печатного". В том же году вышло и 1-е издание всей Библии, но 2-е, более распространенное в библиотеках, вышло 12 августа 1581 г.

Это первая печатная Библия, данная русским миром всему православному славянскому миру и живущая у нас до сего дня, ибо Московская первопечатная Библия 1663 г. была перепечаткой Острожской Библии с очень малыми поправками, главным образом, в правописании. Патриарх Никон был недоволен этим изданием. И даже после него московское соборное определение 1674 г. решило "переводить Библию всю вновь, Ветхий и Новый Заветы с книг греческих самых семидесятых переведения". Работа началась правкой текста Нового Завета трудами Епифания Славинецкого и его помощников. Но до нового издания не дошли. При Петре Великом задача работы была углублена, расширена и дошла до исполнения только в 1751 г. в так наз. Елизаветинской Библии, которой мы с незначительными исправлениями пользуемся в Синодальных изданиях и теперь.

 

Острожская школа

Это была школа по типу иезуитской коллегии, т.е. школа средняя, хотя некоторые величали ее Академией. Первые учителя ее были греки. Сначала преподавались только славянский и греческий языки. Лишь позднее стали преподавать латинский. Первым ректором ее был русский, уже одолевший латинский и греческий языки, по общественному положению подстароста Каменецкий, Даниил Герасимович Смотрицкий. Из учителей греков здесь был знаменитый впоследствии патриарх Александрии и КПля, Кирилл Лукарис, прошедший основательную школу в Англии, в ту пору еще сравнительно молодой человек. В школу собралось довольно много русских юношей и родовитых фамилий и простого звания. Школа просуществовала во всяком случае до смерти кн. К.К. Острожского в 1608 г. Были школы и у кн. А. Курбского на Волыни, и у кн. Слуцкого в Слуцке.

 

Братства

Другим, кроме дворянства, мирским слоем общества, послужившим православному просвещению, были мещане-горожане и купцы. Они уже издавна организовали около церкви свои братства и теперь в этих рамках братства расширили свою деятельность, культивируя школьное просвещение. Устроили школы первыми братства: Виленское в 1584 г. и Львовское в 1585 г. Братства теперь уже стали не скромными цеховыми группировками только, а определенно миссионерскими и вероисповедными учреждениями. Такое преобразование их совершилось изнутри и незаметно, как отклик на зовы жизни. Уставы братств обновились. В них отразились широкие задачи спасения православия от небрежения и ненадежности самого епископата. Львовское братство первым выступает, как борец за православие. В начале 1586 г. проезжает через Львов в Москву за милостыней Антиохийский патриарх Иоаким. Братство пользуется случаем и через голову своего епископа Гедеона Болобана подает свой реформированный устав патриарху на утверждение. Вот характерные детали этого устава, дерзновенно утверждающего право мирян контролировать верность православию своих епископов.

Устав гласит:

1.      "всякий желающий вступить в братство, должен дать вступного в братскую кружку 6 грошей. Живущие в городе братья должны сходиться в братский дом один раз в 4 недели, или по случившейся необходимости и чаще, и давать в 4 недели по полгроша в братскую кружку.

2.      Ежегодно братчики избирают из своей среды четырех старшин, которые по истечении года и дают отчет в общем собрании.

3.      На своих заседаниях, покончив с очередными делами, братчики должны читать священные книги и скромно друг с другом собеседовать.

4.      Если брат заболеет и он человек недостаточный, братство помогает ему братскими деньгами, если он окажется в беде и несчастии, его снабжают деньгами в долг без процентов. Когда умрет, все провожают его в церковь, а затем до могилы с братскими свечами.

5.      Все братчики записывают своих родственников в помянник братской Успенской церкви, где они и поминаются братским священником. Дважды в год должны совершаться литургии с молитвами о здравии и упокоении всех членов братства с раздачей милостыни бедным.

6.      По-прежнему узаконялись начала самоуправления братства с правами суда и наказаний его членов. Виновный осуждался или на уплату различных количеств воска, или на отсидку на колокольне, заменявшей как бы тюрьму. А если кто из братий пренебрежет с гордостью братским судом, тот да судится, как преступник, церковью. Если за срок 4-х недель не покается, то он отлучается от церкви, как поганец и тяжкий грешник. Священник обличает его открыто пред церковью и отлучает от церкви. И в случае такого отлучения через братского священника, ни протопоп, ни епископ не имеют права благословить отлученного, пока он не покорится братству.

7.      Братству, кроме прав внутреннего самоуправления, дано и право контрольной власти по отношению к явлениям жизни общецерковной, обычно составляющей компетенцию власти лишь иерархической. Вот пункты этих экстраординарных прав:

 

а) "Если братья увидят и услышат, что при какой-либо церкви, или в другом братстве, живут не по закону миряне или духовенство, то они должны напомнить виновным словесно или письменно, а в случае невнимания к их замечаниям, братчики доносят о том епископу.

б) А если и сам епископ пойдет против закона и станет править церковью не по правилам святых апостолов и св. отцов, то такому епископу да противятся все, как врагу истины".

в) Чтобы придать действительность такому экстраординарному мирянскому праву церковного контроля, нельзя было оставлять данное Львовское братство на уравнительной линии с другими братствами. Тут введено было иерархическое начало в самой системе братств. Вышеописанное право контроля над иерархами было дано исключительно одному только Львовскому Успенскому братству и указано было, что как все прежде основанные братства, так и впредь имеющие возникнуть вновь, должны сообразоваться с правилами Львовского братства и его цензуре подчиняться.

 

Патр. Иоаким сознавал, что данные исключительные полномочия нуждаются в особых гарантиях и потому в конце приписал: "Этому праву, данному нами в вечные роды, не должны противиться ни епископ, ни мирские власти и никто другой. В противном случае они будут под клятвой св. богоносных отцов и семи вселенских соборов".

Для возвышения авторитета Львовского братства, патриарх Иоаким опубликовал окружное послание ко всему клиру и мирянам всей православной церкви Польши, об открытии во Львове братской школы и типографии, и призвал в нем всех православных к пожертвованиям на эти учреждения. Чтобы такое воззвание не оказалось очень широким и бездейственным, местный Львовский епископ, Гедеон Болобан, издал такое же распоряжение в пределах своей Львовской епархии.

Антиохийский патриарх делал все это с ведома и по полномочию КПльского. Посему немедленно из КПля и прибыл экзарх для реализации школьного предприятия. Это был митрополит Элассонский Арсений. Он и начал сам преподавание во Львовской школе на греческом языке. И вел его в течение двух лет. Он сам не пренебрегал изучением церковно-славянского и русского языков и впоследствии хорошо изучил их. Преподавателем языка он был блестящим. За два года он практически обучил учеников греческому языку настолько, что они читали отцов церкви, переводили с греческого патриаршие грамоты, писали по-гречески свои сочинения и даже вирши. Конечно, этого достигли немногие лучшие и усердные, но и слабейшие, судя по этому, не остались в греческом языке безграмотными. Известно, что в этой школе Арсений преподал грамматику, риторику, диалектику, музыку, пасхалию, арифметику, церковное пение и книги Нового Завета. Львовская братская школа послужила потом образцом для других братских школ.

Так как патриарх Иоаким Антиохийский ездил по поручению патриарха КПльского и в полном согласии с ним, то он и отрапортовал в КПль о всем, что сделал в Польше, а сам проследовал в Москву. Из КПля в следующем же 1587 г. пришло утверждение всех актов патриарха Иоакима. Патр. Иеремия II писал, утверждая и права братства и устав училища и типографии: "если же кто явится разрушителем всего этого, тот, как враг Божий, и убийца, и ненавистник добра, да будет отлучен от св. церкви, проклят и не прощен по смерти". Через год сам патриарх Иеремия II, тоже проездом в Москву, был здесь во Львове и Вильне, и митрополит Арсений, покинув свою работу во Львовской школе и пристав к патр. Иеремии, отправился вместе с ним в Москву.

 

Виленское Св. Троицкое Братство

С новым реформированным расширенным уставом Виленское братство получило благословение в 1574 г. от митрополита Онисифора. Как на юге Львовское, так и на севере Виленское братство играло руководящую роль и с задачами не местными только, но и универсальными. В его уставе уже нет совсем старых цеховых статей о праздниках, о пиве, о меде, а прямо говорится об училище, типографии, воспитании юношества и издании книг. И самый состав братства не ограничивается местными жителями, а открыт всем православным.

                               I.      Состав и средства братства. Всякий желающий вписаться в духовное братство должен внести в братскую кружку (скрынку) вписного сколько пожелает и может. Затем вписавшийся брат должен каждое воскресенье, после ранней обедни, зайти в братство и добровольно, что может, вложить в братскую кружку на дела милостыни. Ежегодно в четвертую неделю по Рождестве должна быть общая складчина братчиков, кто сколько может, на общие операции братства. В братскую же кружку поступают и деньги по завещанию братчиков.

                            II.      За плату из казны братства в Троицком монастыре в братском приделе совершается ранняя служба братским попом и дьяконом четырежды в неделю: в воскресенье, среду, пятницу и субботу. Сверх того в каждую пятницу после ранней обедни полагается служить братский молебен соборно при участии Троицкого духовенства о здравии братчников, главы государства ("господаря") и о всем христианстве. За этот молебен всему духовенству и церковным прислужникам идет дополнительная плата из братской кружки. Из той же кружки братство посылает и в другие церкви на храмовые праздники по 6-ти грошей. А для поддержания слабосильных женских монастырей братство обещает некую поддержку на каждую неделю.

                          III.      Филантропическая деятельность. По госпиталям, тюрьмам и уличным нищим братство раздает милостыню дважды в год: на Рождество и на Пасху. Обедневший братчик получает пособие из братской кружки. Бедный братчик, впавший в болезнь, получает помощь от братства. Обедневшего братчика братство и хоронит на свой счет.

                         IV.      Братство содержит школу и в ней обучает даром детей братчиков и убогих сирот языкам; русскому, греческому, латинскому и польскому. Братство содержит людей ученых, духовных и светских, для школьной науки, для поучения народа в церкви и для пения церковного. Братство открывает свою собственную типографию для печатания книг, нужных школе и церкви, на языках греческом, славянском, русском и польском. Этот братский устав подтвержден вновь в 1588 г. проезжавшим патриархом Иеремией II, а после этого в 1589 г. поднесен и на утверждение короля. Русское дворянство внесло в пользу братства солидные пожертвования. Средства братства в виде доходных имений стали значительными, и братство могло широко развить свою деятельность школьную, книжную и полемическую против творящейся и затем наступившей унии.

Братства Львовское и Виленское взяли под строгий надзор своих епископов и мешали им осуществлять с легкостью их униатский заговор. Большая часть полемических сочинений против унии вышла из Виленской братской типографии. По образцу этих двух больших братств стали слагаться во множестве местные братства: Мстиславльское, Брестское, Минское, Могилевское, Русское, Слуцкое, Киевское и др. Школы и типографии были их главной заботой.

Эта мирянская братская энергия и самодеятельность постепенно разбудила, наконец, отставшее от богословской жизни духовенство и увлекло его на работу по защите веры. Духовные лица, игумены и архимандриты входят в составы братств с почетными титулами "строителей и ктиторов". Работа братств преобразовала состав и настроение духовенства к лучшему. Хлебные карьеристы стали ненужны православию. В клир пошли люди, склонные идеально служить вере и церкви православной. И школы братские постепенно перешли в руки этих новых духовных лиц с повышенным школьным и внешкольным богословским образованием.

 

Братские школы

В отличие от общеобразовательных польских, эти школы стали называться "греко-славянскими", соответственно их специфическому заданию и языку преподавания. Скопированы они были не с западных школ, а с восточных греческих школ того, уже турецкого времени. Как мы сказали уже, тип первоначальных ступеней школы так наз. "свободных наук" (artium libеralium), как тривиум и квадривиум, был общим в греческих школах с латинскими. На этой ступени здесь, в юго-западной Руси, в отличие от Московской, впервые начали изучать церковно-славянский язык наукообразно. Раньше практиковалось одно только начетничество, без грамматики, которой не существовало ни в Москве, ни у южных славян. Не говоря о мирянах, далеко отошедших от старого языка, ополячившихся по разговорному языку, само духовенство здесь очень плохо знало и понимало по церковно-славянски. Свидетели в том и православный кн. Курбский и латинянин Петр Скарга. Именно плохое понимание церковного языка, под влиянием примера протестантского перевода Библии, и породило здесь первые попытки перевода Нового Завета на разговорное русское наречие.

Первую грамматику церковно-славянскую составил Лаврентий Зизаний. А вскоре после него Мелетий Смотрицкий. Грамматике Смотрицкого суждена была долгая жизнь в Московской России XVII века и даже в Послепетровской Руси XVIII в. Первый словарь церковного языка составил монах Киево-Печерского монастыря, Памва Берында. Литературный язык, бывший в известной мере и государственным, грамматически еще не изучался, а лишь практически. Греческий язык в некоторых случаях изучался очень хорошо. Преподававшие его греки, и сами еще не знавшие славянского языка, вынуждали учеников сравнительно быстро понимать богослужебные и святоотеческие тексты. Сначала латинский язык не преподавался, но постепенно вводился в школах, как язык еще употребляемый в официальных государственных актах. В некоторых школах изучали грамматически и польский язык.

Тривиум, т.е. грамматика, риторика и диалектика, сначала проходился только по греческим учебникам и диктовке преподавателей. Лишь позднее перешли к употреблению всюду распространенных латинских учебников. Главной ближайшей задачей школы являлась способность говорить проповеди. К этому вела риторика и гомилетика. Учителя и были по греческому образцу церковными проповедниками, а не само еще недоучившееся духовенство. Сначала при составлении проповедей руководились примерами греческими. Позднее соблазнились более латинскими и польскими образцами, заражаясь и всеми их дурными манерами. Диалектику учили по Иоанну Дамаскину. Старый перевод, сделанный еще в X в. Иоанном экзархом Болгарским, был темен. Необходимо было перевести все заново. И перевод сделан был уже с латинского текста. Вторая ступень школы — Квадривиум (т.е. арифметика, геометрия, астрономия, музыка) проходился далеко не везде и в очень общих чертах. Но после этой общей подготовки все-таки изучалось богословие в виде текста Нового Завета с толкованиями свв. отцов и Катехизиса. Этот последний был новинкой для всего Востока и был бесспорным копированием формы латинского катехизиса Петра Канизия. Одобренный Тридентским собором, катехизис быстро распространился по латинским школам. У нас первый катехизис составил Стефан Зизаний в 1596 г. в Вильне. А первое богословие ("Зерцало Богословия") дал Кирилл Транквилион. В подражание европейской схоластике, с этого момента юго-западные русские дидаскалы и писатели начинают приукрашать свои народные фамилии напыщенными переводами на античные языки. Зизаний это, очевидно, русский "Куколь" или "Кукольник" (зизаниа = греческое "плевелы, сорная трава, горький куколь"). Транквиллион (лат. tranquillis — спокойный), очевидно просто "Тихий".

Воспитательная сторона братских школ была религиозной, на манер монастырской уставности. Ученики присутствовали при богослужении ежедневно, даже в будни по очереди, не говоря уже о праздниках. Школы эти в дальнейшем постепенно в их развитии и на почве всей России послужили основой научного просвещения и всего русского народа (пройдя Киевскую стадию их латинизации). Питомцы этих школ — защитники православия, должны были писать полемические сочинения на польском и даже на латинском языках. Для этого они постепенно сами погружались в богословскую литературу на латинском языке. Она была в обычае не только у римо-католиков, но и у протестантских богословов. Поэтому православные школьники из этого латинского арсенала заимствовали аргументы у протестантов против католиков и — наоборот. Через это и сами незаметно усвояли множество западно-богословских, чуждых Востоку мнений. Так, напр., Стефан Зизаний и кн. Острожский небезупречны по части протестантства, а Лаврентий Зизаний и Кирилл Транквиллион — католичества. Эта чуждая отрава неизбежно продолжалась и во всем русском школьном богословии вплоть до XIX в.

 

Литературная борьба русских

Итак, реформация, иезуитство, угроза унии, — все это вызвало необычайное по сравнению с прежними сонными столетиями книжное творчество русских православных людей. Вот факты.

В противовес протестантской привлекательности через переводы библейских книг на разговорные живые языки, архимандрит Пересопницкого монастыря Григорий вместе с протопопским сыном Михаилом Васильевичем перевели полное Четвероевангелие "на мову русскую из языка болгарского". Почтенные переводчики, как видно, хорошо понимали, что наш церковный язык есть язык древнеболгарский, точнее — диалект македонский с кое-какими моравизмами. А о своем разговорном наречии юго-западно-русском не иначе мыслили, как именно об языке русском. Никакой извне навязанной им мысли о языке "украинском" они и понятия не имели, да и не могли знать об этой поздней польской выдумке XVIII столетия. Трудились они, как пишут сами, день и ночь 5 лет (1556-1561 гг.) в монастыре Жеславском при церкви Св. Живоначальной Троицы. А издержки взяла на себя княгиня Анастасия Юрьевна Гольшанская. Предназначалось это Четвероевангелие не только для приватного чтения, но и предполагалось к употреблению и в чтениях церковных: "для читания церквей Божиих, для науки люду христианского". Так как это благое пожелание не проводилось в виде общецерковной меры, то, очевидно, в стенах патронатского монастыря такие чтения, как перевод прочитанного славянского текста, практиковались. Единственный список этого перевода мы имеем в отличном виде на пергаменте в составе рукописей библиотеки "Полтавской духовной семинарии". С упразднением при большевиках духовных семинарий, наверное, рукопись перенесена в библиотеку Академии Наук в Харьков или Киев. Этот перевод никогда не был напечатан.

Но вот, спустя 20 лет перед нами уже печатное издание Четвероевангелия 1580 г. в типографии Василия Тяпинского на южнорусском языке, в два столбца, параллельно с церковно-славянским текстом. Автор перевода неизвестен.

 

***

Русским пришлось создавать и оригинальную литературу апологетического и полемического характера. Иезуиты обрушились на православных с агитационными изданиями на русском языке. В 1581 г. в Вильне иезуитами опубликованы в русском переводе с греческого оригинала некоторые сочинения патриарха Геннадия Схолария: "О Св. Духе" и "История и апология Флорентийского собора". Эта работа проделана русским — Василием Замасским. Замасский был уже продуктом иезуитской школы. Облатинился и состоял переводчиком при папском легате Антоние Поссевине, ездившем в Москву к Ивану Грозному. Геннадий Схоларий, первый патриарх по взятии КПля, проделал большую эволюцию. Еще в мирском звании, как Георгий Схоларий, он был выдающейся ученой силой. Наряду с другими патриотами, он взял на себя задачу — провести и защитить унию. Он был одним из творцов ее на Флорентийском соборе и полемистом против Марка Эфесского. В этом духе им написано много трактатов. Но уже после 1444 г. с ним произошел какой-то перелом, он превратился в беспощадного противника латинян и защитника точки зрения Марка Ефесского. За это его султан Махмуд II и назначил патриархом. Но для латинян вся прежняя литературная деятельность Георгия (Геннадия) Схолария была выгодным агитационным средством против православных. Не исключено, что при публикации трудов Геннадия его тексты и ретушировались несколько. Сами латинские ученые XVII-XIX в. подвергали сомнениям подлинность всего, опубликованного под именем Геннадия. Смущенные православные держались этой же гипотезы неподлинности. Но теперь, после нового издания полного собрания сочинений Геннадия в 8-ми больших томах (1928-1936 гг.) нет сомнения в латинофронском творчестве Георгия-Геннадия. Но вопрос о точном использовании его текстов старыми латинскими полемистами, включая и Василия Замасского, нуждается еще в новом кропотливом научном исследовании.

На русском языке начали печататься книги и в Риме. Там, в 1586 г. напечатано было много и других трактатов Геннадия Схолария. В 1582 г. в Риме же на русском языке издан был и известный катехизис Петра Канизия, одобренный Тридентским собором. А в 1585 г. еще катехизис другого автора. В 1586 г. ректор Ярославского (в Галичине) коллегиума, иезуит Гербест, издал на польском языке: "Выводы веры костела римского и история греческой неволи до унии" (разумеется Флорентийская уния).

Молодые в науке выученики Острожской и др. школ не испугались иезуитских соблазнов и ответили напечатанием в Остроге в 1588 г. двух православных книг против изданий Василия Замасского: а) "Исповедание об исхождении Св. Духа" и б) "История о листрийском (ληστρικός разбойничий) или Флорентийском соборе, вкратце, но справедливо написанная". Против Гербеста издали книгу, посвященную сыну князя К.К. Острожского — Александру К-чу (Острог 1587 г.). Против П. Скарги ("О едносци...") в 1588 г. напечатал в Остроге Острожский священник Василий очень большое (в 678 стр.) сочинение: "0 единой истинной православной вере и о св. соборной апостольской церкви". Оно направлено и против латинства и против протестантства. Книга эта замечательна по силе логики и аргументации, по исторической и канонической эрудиции.

 

Эпизод борьбы против Григорианского календаря (1583-1586 гг.)

13-го февраля 1582 г. булла Григория XIII вводила в западном мире новый календарь с пропуском 10-ти дней. Король Стефан Баторий издал для своего королевства указ об исполнении этой буллы. Указ вызвал волнение в исповеданиях восточных: греко-православном и армянском. Кн. К.К. Острожский послал запрос к КПльскому патриарху. КПльский Иеремия II вместе с патр. Антиохийским Сильвестром ответили разъяснительным посланием, в котором объявили эту меру как "новую схизму папы". Указывали, что эти календарные вычисления и с научно-астрономической стороны тоже не точны, что действительно остается научно-оправданным и до настоящей минуты. В начале 1583 г. от патриарха пришли новые указания к митр. Онисифору и ко всему русскому епископату. Патриарх извещал, что он посылает двух экзархов: протосинкелла Никифора и арх. Дионисия и с ними переводчика из русских людей — "спудея" (студента) Феодора. С Феодором он направляет увещательное обращение к жителям русской столицы Вильны и особым обращением ко всем православным людям Киевской митрополии. Но приблизившиеся к границам Польши греки-экзархи не могли приехать по назначению из-за татарского фронта, который загородил им дорогу. Но Феодор, как русский по языку, нашел способ проехать окольными путями в район Пинска. И тогда экзархи написали Пинскому епископу Кириллу Терлецкому, чтобы тот снесся с другими епископами и с митрополитом, и чтобы все они вместе устно осведомили посланного Феодора о всех затруднениях, созданных указом о календаре, чтобы экзархи имели точный материал для доклада патриарху. В том же 1585 г. патр. Иеремия II, по просьбе армян КПля, послал еще письмо по тому же вопросу, обращаясь и ко всему православному и ко всему армянскому духовенству в Литве-Польше. Тем временем гражданские и римо-католические власти вступили на путь насильственного введения нового календаря в православную среду. Львовский арцибискуп Ян-Димитрий Суликовский дал поручение брату своему Войтеху запечатать все православные церкви в городе накануне Рождества 1583 г. Войтех с канониками своего капитула и вооруженной охраной, с толпой черни, обошел православные церкви, прервал совершавшуюся литургию, изгнал молящихся, запер церкви и ключи взял себе. Львовскому епископу Гедеону Болобану оставалось только написать формальный протест в городские книги. Волнения прокатились и по другим городам. Королю пришлось неотложно выступить с разъяснениями. Уже 9-го января 1584 г. король писал бурмистру и радцам Львовским: "мы узнали, что армяне и люди греческого обряда упорно держатся старого календаря, не взирая на данные нами до сих пор запрещения (?). Посему повелеваем, чтобы все люди того обряда, соблюдая свою веру и, держась старого календаря (?!), не дерзали нарушать святость и католических праздников, случающихся по новому календарю. А если кто из них в эти праздники будет заниматься работами и производить торговлю, того без всякого снисхождения наказывать лишением выработанных предметов и выручки за торговлю".

Вся эта мнимо грозная словесность есть явная отмена безоговорочного, насильственного курса, взятого латинским духовенством. Повсеместные протесты православных заставили короля через 12 дней опубликовать еще более решительный по тону исправительный декрет: "Принимая вновь исправленный календарь, мы и в мыслях не имели запрещать обряды и праздники греческие, а учинили то для порядка дел гражданских(!!). Всякий волен и теперь и впредь содержать свою веру и богослужение и праздновать свои праздники. И люди греческого закона, без соизволения своего старшего патриарха не должны насильно принуждаться к новому календарю". Епископ Львовский Гедеон решил на ближайшем Варшавском сейме судить арцибискупа Димитрия Суликовского за оскорбление святыни и за нарушение общественной тишины. На сейм прибыли и русские дворяне из Галичины. Приглашали, конечно, и митрополита Онисифора. Но... он, конечно, не явился. Начала ярко обнаруживаться система подбора на епископские и митрополичьи кафедры людей безвольных и неспособных защищать православие. Русские дворяне писали Онисифору, что "они считают за великое несчастье быть под его пастырством, что он не радит о святой вере и о защите своих овец в то время как начались притеснения еще небывалые". Но главные вожди русского народа, бывшие в курсе дела королевской политики, посоветовали без крайней нужды не обострять положения и кончить дело компромиссом. Об этом просили Гедеона и воевода Киевский, князь Острожский, и канцлер Евстафий Волович. Гедеон согласился прекратить дело против арцибискупа Суликовского, и 15-го февраля 1585 г. обеими сторонами была подписана мирная запись: впредь друг другу не мешать взаимно. Смута поднята была слепотой латинского духовенства настолько большая, что король в мае того же года счел необходимым опубликовать новый указ, в котором опять разъяснял, что он принял новый календарь для гражданских дел в своем государстве, а не для того, чтобы "делать людям греческой веры какое-нибудь насилие в богослужении и обрядах, правах и вольностях", и сослался на состоявшиеся на Варшавском сейме соглашения между Львовскими, латинским и православным, епископами. "Посему, чтобы на будущее время тверже и надежнее сохранялся мир между разноверцами, мы решили дать, позволить и утвердить людям греческой веры, живущим в Великом Княжестве Литовском, полную власть и свободу — спокойно содержать все уставы и обряды греческого богослужения, по порядку и расписанию старого календаря, также строить церкви своего благочестия. Госпиталя и школы каменные и деревянные (NB !) снабжать их доходами и содержать по принятым у них добрым обычаям, которые дозволены и утверждены привилегиями от наших предков... И пока между римским папой и греческими патриархами не будет окончательно решен спор об употреблении календаря, ни мы, ни наши чиновники, не будем принуждать сохраняющих греческие обряды к принятию нового календаря". В самых щедрых местах этого королевского указа чувствуется подсказка с православной стороны, попутно освежающая в памяти и расширяющая все ранее данные привилегии вероисповедной свободы. Это завоевание придало смелости православной стороне и усилило чувствительность как бы обиженной латинской стороны. На практике там, где было православное большинство, например, в Полоцке, население занималось работами и торговлей в дни латинских праздников. Отвечая на жалобы латинян, король в 1586 г. издает дополнительный приказ, чтобы никто из обывателей не понуждал римо-католиков к служебным работам в дни праздников по старому календарю, равно никто не работал бы и в дни католических праздников по новому календарю. Экономические интересы страдали от этого удвоения праздников, и нелегко было провести в жизнь это теоретическое размежевание. В самой столице Вильне латинские работодатели по-прежнему не считались с православными праздниками. Представители православного общества вместе с митрополитом Онисифором воспользовались приездом короля в Гродно, явились к нему с жалобой и просили новых указаний свыше для урегулирования этого дела. Король снова должен был издать указ 8-го сентября 1586 г.: "Посему приказываем вам, городскому виленскому управлению и всем вообще обывателям, а особенно чинам нашего государства, — не делать людям греческой веры в Вильне и во всех других городах никаких затруднений и препятствий в праздновании по древнему закону и обычаю их праздников. И не позывать их в эти дни в ратушу, к суду войтоцкому, радецкому, лавничему". Этот указ издан Стефаном Баторием за три месяца до его смерти, и после этого новых королевских указов по поводу календаря не было. Но трения не прекращались, и появилась литературная полемика по этому вопросу.

Таким образом, легкомысленное намерение — навязать календарь на опыте жизненном, провалилось. Оказалось, как и в наши дни, обрядовые перемены являются более трудным делом, чем важнейшие по существу принципиальные перемены и даже революция. Бытовое начало победило. Упущение этого из вида было печальной ошибкой в тактике патриарха Никона, породившей раскол.

 

Сигизмунд III (1587-1632 гг.)

По смерти 12-го декабря 1586 г. Стефана Батория, опять повторилось междуцарствие в Польше и соединенной теперь с ней Литве. Опять выборные сеймы открыли повод к вероисповедной войне. На Варшавском сейме еще в 1573 г. была провозглашена свобода совести. Но католики в порядке погрома разоряли протестантские церкви, и суды не принимали жалоб, ибо статей закона о "защите церквей" не существовало. Теперь на конвокационном сейме 1587 г. протестанты потребовали ввести в присягу будущего короля обязательно — опубликовать законы о защите свободы веры путем регулярных судебных процессов. Такая борьба протестантов всегда была на пользу православия. Католическому духовенству настолько была противна идея защиты чужой веры, что все клирики сбежали с сейма, чтобы не мешать светским римо-католикам принять такое предложение протестантов. Оно и прошло единогласно при одном только жертвенном голосе со стороны одного бискупа, оставленного собраниями в сейме лишь для демонстрации формального соучастия и духовенства в создании нового конституционного положения. Иначе по польской конституции один голос, представляющий депутатскую категорию и возражающий, — сорвал бы все дело.

Претендентами на престол были: австрийский эрцгерцог Максимилиан, московский царь Федор Иоаннович и шведский принц Сигизмунд. Но православие московского царя заранее исключало возможность собрать нужное большинство голосов. Одолела сторона Сигизмунда. Ее сторону принял кн. К.К. Острожский. Таким образом, Сигизмунд обязан был своим избранием православной партии. Сигизмунд был воспитанником иезуитов, ибо мать его на протестантском троне была польской королевной. Сигизмунд, конечно, подписал конституционные обязательства, выработанные под давлением протестантов вместе с православными. За это поднесение короны голосами православных Сигизмунд осыпал милостями и кн. К.К. Острожского и стоящих за ним православных. Сигизмунд был еще молод — всего 22-х лет, не воинственен, набожен, мягок. Православные использовали момент его благоволения и испросили у Сигизмунда ряд льгот. Например, в 1589 г. митрополит Онисифор испросил у короля право сохранения имущества митрополичьей кафедры по смерти митрополитов и передачи его во временное владение крылоса (капитула) соборной церкви до нового митрополита, как это делалось у латинской иерархии. А у православных в этот момент имущество кафедры захватывали гражданские власти и часто расхищали, были даже случаи уничтожения владельческих документов.

Но все эти милости Сигизмунда III ничуть не доказывали его положительного отношения к православию. Наоборот, как только появились в его царствование первые признаки оживления униатской интриги, так в Сигизмунде III они нашли горячего сочувственника и помощника. Именно он стал королем унии.